под фамилией Карпецкого, а в домработнице признала сестру его Екатерину Иосифовну.
Изучение жизни Корнеева заняло немало времени. Он вел очень скромный образ жизни, был на редкость осторожен и недоверчив.
Соседи отмечали, что Корнеев на улицу выходил довольно редко, объясняя это плохим здоровьем. О себе никогда не говорил. Писем по почте не получал, дружбы ни с кем не поддерживал, кроме одной знакомой женщины Люси, работавшей в аптеке.
Многое о Карпецком могли бы рассказать архивы. Но они почти не сохранились. Тем не менее кое-что все же удалось наскрести. Карпецкий происходил из крупных лавочников. До первой мировой войны окончил военное училище. В период гражданской войны действительно находился в белой армии атамана Шкуро, но в качество кого, установить не удалось. Сменил фамилию на Корнеева Бориса Георгиевича и в двадцатых годах приехал в Москву. Работал по граверной части на дому, по договорам. Вторично женился. Жена умерла, в пятидесятом году. Вскоре он ушел на пенсию.
Параллельно с изучением Корнеева — Карпецкого мы искали жену Анджиевского. Она могла рассказать кое-что о Карпецком. Но ее не было в живых. Вот тогда-то и родилась идея, так сказать, психологического характера, позволившая немного встряхнуть Карпецкого, а главное, узнать кое-какие детали из его прошлой жизни. Но об этом лучше всего поведает сама Екатерина Горбань, точнее, сделанные мною выписки из ее дневника. Я снял копии с наиболее характерных мест, имеющих непосредственное отношение к данному случаю. Все думал написать об этом, но так и не собрался с духом. С вашего разрешения я их зачитаю.
«...Братец пришел бледный, с трясущимися руками. Спрашиваю, что случилось. Мотает головой, не может говорить. Чувствую, как и у меня по телу заползали мурашки. Не знаю, о чем подумать. Неужели раскрыта тайна, вот уже столько лет так тщательно охраняемая? Не выдерживаю и набрасываюсь коршуном на него. В ответ вижу горькую улыбку на усталом бледном лице. Затем последовал рассказ. Оказывается, случайно встретил на улице одного знакомого армянина по совместной службе в белой армии Шкуро. И так перепугался, что тот его вдруг узнает, — полдня заметал свои следы по городу. Чудак. Впрочем, его можно понять».
«...Десятый день мой братец никуда не выходит после того случая. Боится. Ну и напугал же его армянин. Дышит свежим воздухом через форточку. Усиленно занимается физзарядкой. Утром и вечером принимает ванны из морской соли. На телефонные звонки не отвечает, двери в квартиру сам никому не открывает».
«...Пришла из города, как всегда, нагруженная сумками. Зову братца. Не отвечает. Захожу к нему. Сидит в комнате, глушит водку. «Опять что-то случилось», — решила я. Спрашиваю, в чем дело, не отвечает. Молчит день. Молчит второй. «Ты в конце концов скажешь, что произошло, или нет?» — со злостью кричу. В ответ он молча протягивает мне конверт. Обратный адрес не указан. Вынимаю из конверта листок, вырванный из настольного календаря. Заглядываю. Пусто.
— Ну и что? А где письмо? — спрашиваю его.
— Ты его положила на стол.
— Не понимаю...
— Прочти, что на листке написано.
— Что написано...
— Дура, читай ниже, под числом. Поняла? — говорит он, когда я после прочтения текста растерянно уставилась на него.
Я молча рассматриваю штемпель на конверте: «Пятигорск».
— Кто бы это мог? — допытывался братец. — О моей службе в контрразведке у Шкуро знают двое: армянин Сарапетян и Ахметов. Где армянин живет и чем занимается, я не знаю, и будем надеяться, что это взаимно. Я ушел от него по всем правилам слежки. Значит, исключается. Остается геолог Ахметов Василий Егорович, но он в Красноярске...
— Письмо-то из Пятигорска, — нарушаю наконец я молчание.
— Письмо можно опустить из любого города.
— Может быть, Костя из Одессы? — говорю я.
— Он ничего не знает.
— Тогда остается Ахметов...
— Остается... А может быть... это ты мне подарочек преподнесла.
Я просто онемела от этих слов.
— Ладно, не пускай слюни. Дай бог, чтобы этим кончилось.
— Одни переживания и тревоги. Вместо того чтобы быть твоей сестрой, я вынуждена объявляться домработницей. Надоело. А ты еще со своими идиотскими подозрениями, — говорю ему, утирая слезы, а сама думаю: «Так тебе и надо, старый хмырь».
— Оставь меня одного, — говорит он мне в ответ.
— Тебя, что ли, буду охранять. Много чести, — и я вышла из комнаты.
Через несколько секунд послышался щелчок ключа. Закрыл дверь на замок. «Интересно, что будет делать», — сгорая от любопытства, подумала я, пристраиваясь около замочной скважины. На мое счастье, выступ ключа был в стороне от входного отверстия. Вижу краем глаза, как братец отодвинул письменный стол, осторожно вскрыл плитку паркета. Вынул оттуда небольшой сверток, развернул его. «Золото, бриллианты», — мелькнуло у меня в голове. Вот тебе на. А я-то, дура, не знала о его настоящем богатстве. Всю жизнь прожили вместе. И это называется братец. Во мне все закипело. И только шаги, раздавшиеся рядом с дверью, отрезвили меня. Отпрянула от двери. В следующее мгновение раздался щелчок замка и появился он с чемоданом в руках. Подозрительно взглянув на меня, молча направился к выходу.
— Ты куда собрался на ночь глядя? — спрашиваю.
— Закудахтала. Скоро приду.
Я бросилась к окну. Вижу, он идет по двору. И тут меня осенила мысль. Быстро собираюсь. Бегу за ним. Увидела его только тогда, когда он подходил уже к метро. Довела его до станции Перово. Дальше идти побоялась».
«...Прошло две недели. Все время думаю о нем. И вдруг телефонный звонок.
— Что нового? — слышу голос братца.
— Ничего. Поздоровался бы, — отвечаю ему как можно ласковее.
— Никто обо мне не спрашивал, не интересовался?
— Нет... Алло... Алло, — кричу я в трубку. В ответ раздаются частые гудки.
Через час он приезжает.
— У Люси был, что ли? — допытываюсь я.
— В Перово, у знакомого, — отвечает он вяло. — Значит, все в порядке. Может быть, действительно это была шутка?.. Лучше, пожалуй, бежать, — говорит он.
— Куда?
— За границу.
— Как будто бы это в Серебряный бор, сел и через двадцать минут там.
— А что? Помогут, — отвечает братец, а потом, как бы спохватившись, заметил: — Я пошутил, а ты уже и всерьез. Я приехал за одеялом. Холодно.
— Ужинать будешь?
— Нет времени. Пора.
Захватив одеяло, он уехал. Вернулся он только через неделю».
«...Случайно, узнала от Люси, что по настойчивой просьбе братца она дала ему большую дозу снотворного. Что бы это значило? Правда, спать он стал плохо. Но зачем ему нужна такая доза? Принимаю решение посоветоваться со Светланой. Пригласила ее к себе. Долго судили, рядили. Пришли к выводу, что братец решил отравиться. Мы начали прикидывать, как поделить его имущество.
— А если доза окажется несмертельной? Вдруг проснется в гробу? — задаю я вопрос Светлане.
