— Успеешь напокоиться. Как квартира-то?
— Век бы ее не видать.
— Я тебе говорила, лучше нашей не найдешь.
— Говорила, говорила... не найдешь, не найдешь... Спать хочу. Завтра расскажу все...»
На этом выписки из ее дневника обрываются. Что же было дальше? Имея в распоряжении кое-какие материалы на Карпецкого, я выехал в Пятигорск.
В Пятигорске с помощью местных товарищей мы нашли нескольких старожилов. Переговорили с ними, но они не могли ничего сказать вразумительного о Карпецком, зато хорошо помнили казнь Анджиевского. Показал я им фотографии Карпецкого и его сестер, но они их не узнали.
Вскоре после возвращения из Пятигорска мы решили пригласить Карпецкого-Корнеева на Лубянку и откровенно с мим поговорить. Как сейчас, стоит он перед мои? ми глазами. Высокий, седой старик, сохранивший военную выправку.
— Садитесь, Кар-пе-цкий Валентин Иосифович, — сделав ударение на фамилию, сказал я.
При этих словах Карпецкий оглянулся, затем посмотрел по сторонам, как бы отыскивая человека, к которому были обращены мои слова, а затем спокойно произнес:
— Вы ошиблись. Я Корнеев Борис Георгиевич. Можете убедиться. Вот мой документ, — и он достал из пиджака паспорт.
— Назовите вашу настоящую фамилию?
— Я сказал — Корнеев Борис Георгиевич.
— Допустим. Тогда расскажите свою биографию и, пожалуйста, как можно подробнее.
Карпецкий начал излагать биографию. Он говорил спокойным, ровным голосом, не сбиваясь, словно повторял заученный урок. Конечно, о службе в белой армии не было сказано ни слова. Тогда я решил прервать его рассказ.
— Приходилось ли вам служить в белой армии?
— В белой армии? — переспросил Карпецкий.
— Да, в белой.
— Служил по мобилизации два месяца, потом сбежал...
— А почему вы об этом не сказали?
— Это такой незначительный эпизод...
— Где и в качестве кого служили?
— На Кавказе, рядовым в обозе.
— В обозе... Продолжайте.
Карпецкий опустил глаза, задумался на мгновение и незаметно проглотил слюну.
Карпецкий продолжал досказывать свою биографию.
— Назовите свою настоящую фамилию, — снова попросил я Карпецкого.
— Корнеев Борис Георгиевич, — последовал ответ.
Тогда я ему предъявил фотографию.
Карпецкий долго вертел ее в руках, собираясь с духом, мучительно соображал, как ему вести себя дальше. Он не мог скрыть растерянности.
— Узнаете? — спросил я его.
— Уз-на-ю, — произнес он шепотом и перекрестился. — Да, я Карпецкий Валентин Иосифович. Что вы от меня хотите?
— Расскажите, Карпецкий, при каких обстоятельствах вы сменили фамилию?
— Все расскажу... Пришел час очистить душу... Было это после того, как нас в 1919 году разгромила Красная Армия и я бежал с частями Шкуро. Тогда я у убитого солдата взял документы и по ним приехал в Москву.
— В качестве кого вы служили в армии Шкуро?
— Офицером конвойного взвода.
— Конвойного взвода, говорите?
— Да.
— А что вы тогда скажете по поводу этого письма? — и я ему дал прочесть письмо Анджиевского.
Карпецкий долго и внимательно читал письмо.
— Карпецкий, повторяю вопрос: в качестве кого вы служили в армии Шкуро?
— В контрразведке.
— Чем занимались?
— Выявлял революционно настроенных солдат...
— Продолжайте.
— ...и участников подпольной большевистской организации на Кавмингруппе, — закончил Карпецкий.
— Много удалось выявить?
— Не считал... Не помню.
— Придется подсчитать и вспомнить, Карпецкий. Что это за люди на фотографии? За что вы их расстреляли?
— Я не знаю... Я их не расстреливал... Тогда случайно шел мимо, ну, вот и...
— Значит, случайно... А на обороте ваша дарственная надпись, какому-то Ахметычу, тоже случайно.
— Что вы хотите от больного старика, у меня склероз, — и Карпецкий вдруг заплакал.
— Только что вы сказали, что «пришел час очистить душу», а теперь говорите, не помните. Когда рассказывали биографию, вас память не подводила. Как понимать вас?
Карпецкий молча глотал слезы.
— Вам представляется случай облегчить свое положение — рассказать правду о деятельности в банде Шкуро. Итак, вспомните, Карпецкий, сколько вы арестовали революционно настроенных солдат и участников большевистского подполья?
— Поверьте мне... не помню. Знаю, что немало. Но сколько, не помню... ей-богу, — и Карпецкий перекрестился.
— Бог вам не поможет, назовите фамилии.
— Не помню.
— Кто такой Ахметыч, которому вы подарили фотографию?
— Мой бывший осведомитель.
— Это его фамилия или псевдоним?
— Фамилия, а кличка была «Бештау».
— А как его зовут?
— Забыл... склероз... понимаете, возраст...
— Вам известно его местожительство?
— Нет.
— Карпецкий, побойтесь бога, в которого вы верите. Вы же с Ахматовым, а не с Ахметычем, как утверждаете, недавно встречались, неужели думаете, что нам это неизвестно? Назовите других осведомителей, находившихся у вас на связи.
— Не помню. Их много... было, — продолжал упорствовать Карпецкий.
— Мы ждем от вас искренних показаний. Скажите, Карпецкий, какие ваши поручения выполнял Ахметов?
— Он состоял вестовым при штабе. Доносил о настроении солдат охранного взвода... Вот и все.
— Кто этот армянин, который стоит на фотографии рядом с вами?
— Не помню.
— Опять «склероз»... Так мы тогда напомним, Карпецкий. Это Сарапетян из военного трибунала. Где он сейчас?
— Не знаю... Клянусь богом, не знаю»
— Вы Сарапетяна никогда после того расстрела не встречали?
