клеймо никак не перекроешь, ну, а я это сделал, просто в знак вызова. Тогда он натравил на меня наемного убийцу, но я помнил этого человека по Техасу, а он меня не вспомнил.
— А как же это могло получиться?
Шэдоу пожал плечами.
— Я был учителем в университете Уэйко, есть такой, город в Техасе. Наши дороги не пересекались, и он не мог меня взять на заметку,
— Вы были учителем?
Он снова пожал плечами.
— Каждый делает то, что может. Мне нужна была работа, им нужен был учитель. Они меня не хотели отпускать, но платили они мало, а меня беспокойство грызло. Я ведь приехал в Америку, чтобы искать золото.
Он опять поглядел на Галлоуэя.
— Вы не родственник Оррину Сакетту?
— Он мне родня.
— Оррин защищал меня в суде… вышла некая неприятная история со стрельбой. Честно говоря, тогда я впервые стрелял в человека. Все из-за лошади получилось. У меня украли лошадь. Я выследил вора, он вытащил револьвер, а я его застрелил. Кто-то мне посоветовал нанять адвокатом Оррина, я так и сделал… к счастью.
Они допили кофе, поболтали о разных пустяках, наконец Шэдоу поднялся.
— У меня есть хижина, чуть дальше но этой дороге. Если хотите, можете составить мне компанию. Свободная койка найдется, так что добро пожаловать.
Хижина была небольшая, но уютная. На полу — циновки работы индейцев навахо, на окнах — занавески, на полке — десятка два книг.
— Завидую вам — у вас есть книги, — сказал Галлоуэй. — Мы в школу совсем мало ходили. Нас больше мама учила, по Библии, да еще она нам читала несколько историй, написанных Вальтером Скоттом. Мы с Флэганом свою науку проходили больше в лесу, с винчестерами.
— Так ваш брат и лес знает? Он не просто ковбой?
— Мы выросли на плато Камберленд. Учились у своих соседей, чероки. Флэган… дайте ему только шанс, он где угодно выживет!
— Тогда он мог и продержаться. Может быть, он еще жив.
Впервые за много недель Галлоуэй спал в настоящей постели, спокойно и крепко, и проснулся вместе с солнцем. Шэдоу уже не было, но через несколько минут он вошел в дом.
— Я тут известие получил. Пастен уехал из этих мест. Я уже послал нескольких человек в объезд. Они пригонят мой скот и оповестят остальных потерпевших…
Галлоуэй Сакетт оделся. Где-то далеко на северо-востоке находится его брат — либо мертвый, либо отчаянно борющийся за жизнь. Надо как-то его отыскать, во что бы то ни стало. Накануне вечером Шэдоу аккуратно нарисовал ему схему местности, показав на ней реки Анимас, Флориду и Ла-Плату, и Галлоуэй, знавший ход мыслей брата, как свой собственный, попытался прикинуть, что предпринял Флэган, когда сбежал от индейцев.
Конечно, Флэган направился бы в горы, и первый след, который он успел обнаружить до прибытия сюда, вел на север. Это был след Флэгана, но по этому следу за ним шли апачи.
Да, Флэган направился бы в горы, чтобы там найти нору ненадежнее, и нашел бы наверняка. Ему нужна одежда, какой-то кров и еда. В горах, если повезет, он отыщет все, что нужно.
— Сакетт! — окликнул его Шэдоу из дверей. — Собирайте вещи. Я уже оседлал наших лошадей, мы должны еще все сложить в дорогу.
— Мы?
— Я еду с вами.
Глава 4
Целую неделю я оставался у ручья, без крайней надобности не высовываясь на открытое место. Обрабатывал ноги попеременно то приготовленной мною мазью, то листьями дурмана, и подошвы начали заживать.
Два раза мне в силки попадали кролики, один раз я подбил шалфейную курочку — тетерку. Хватало здесь ямса — индейского картофеля, а как-то удалось отыскать крысиное гнездо с запасом орехов — добрый бушель. Кормежка, конечно, небогатая, но я потихоньку очухивался.
К концу недели я доделал лук с несколькими стрелами — и убил оленя. Кусок лосиной кожи, который был закопан в земле, уже стал мягким, можно было делать мокасины. Нарисовал я выкройки подошв, обведя ступни угольком из костра, а потом вырезал овал длиной в две ступни, разрезал его пополам и в середине каждой ровной стороны сделал прорезь такой длины, чтобы прошла нога, а после вторую прорезь, буквой Т. Теперь у меня был верх для каждого мокасина, а чтобы сшить верх с подошвой, я проделал по краям дырочки, пользуясь вместо шила колючкой с куста. И наконец проткнул по обеим сторонам прорезей дырочки для завязок.
Но сначала я устроил себе убежище, хорошо укрытое в глубине зарослей ивняка. Нашел место, где кусты были гуще всего, заполз в середину и, срезая ветки у самой земли, расчистил площадку, чтоб можно было спать. После стянул кусты над этим местом и связал их, а другие оставил стоять свободно — для маскировки.
То, что я сделал в один прием, это еще не жилье было. Я сперва просто проползал туда между кустами, чтобы спать не на открытом месте, но потом слегка расширил свое укрытие, так что там чуть свободнее стало, а срезанными лозинами переплел ветки наверху и по бокам, и мой шалаш стал поплотнее и потеплее. После недели работы получился туннель длиной шесть футов, а я, когда забирался внутрь, еще маскировал его — связывал два соседних куста и слегка притягивал друг к другу.
Сделать себе кожаную рубашку я пока не мог — одной оленьей шкуры, что у меня была, на нее не хватало. Я еще два раза видел оленей, но слишком далеко для верного попадания.
При такой жизни времени на отдых не оставалось. Я все копошился в своем каньоне, между двумя склонами у ручья, вдоль узкого дна ущелья. Несколько раз ловил рыбу, хотя ни одна крупная не попалась; нашел заросли лилий сиго, их луковицы можно есть. Постепенно за эту неделю начало отпускать мышцы, они уже не так болели, да и ноги понемногу подживали.
Однако меня ждали те же трудности, с которыми сталкивается любой человек, живущий охотой и собирательством. Рано или поздно он съедает все, что есть по соседству, а дичь становится осторожнее. Пока люди не выучились выращивать растения и пасти животных для пропитания, им постоянно приходилось кочевать с места на место.
Пора было и мне двигаться дальше. Большую часть того, что я сделал для облегчения жизни, приходилось бросить, но по-настоящему меня беспокоило, что я так и не изготовил мало-мальски приличного оружия. Ногам уже стало полегче, но кожа на подошвах пока была слишком нежная, и я не решался преодолеть без отдыха большое расстояние. Я как мог берег орехи, потому что они у меня были самой лучшей пищей, но в конце концов и они кончились.
На девятый день собрал я свои небогатые пожитки и двинулся в путь.
У нас в Теннесси по берегам ручьев глупых детей не рожают, а если какой дурачок и вылупится, то отдает Богу душу раньше, чем вырастет выше колена мелкой овцы. Я находился в индейской стране и старался вести себя потише. С таким оружием, как у меня, не повоюешь, с такими ногами от индейцев не удерешь…
В общем, прошел я с полмили, присел и огляделся по сторонам. Каньон становился здесь шире, вокруг было полно оленьих следов. Дважды мне попадались следы горного льва, крупного.
К ночи я, сделав несколько передышек, преодолел четыре мили. Каньон расширился и превратился в долину, а ручей впадал в речку побольше, которая текла на юг. Я видел место, где они сливаются, прямо впереди. К северу от меня местность как будто выравнивалась, но сразу за этой равниной возвышались покрытые снегом вершины. Это, судя по всему, были горы Сан-Хуан, о которых рассказывал Телл Сакетт. Я знал здешние места только по чужим рассказам, а когда улепетывал от этих хикарилл, мне было как-то не до того, чтобы обращать внимание на всякие там приметы местности.
Я пробрался чуть подальше, где вдоль стены каньона росли кусты и деревья, и присел на корточки,
