мясокомбинате / Превратились в огромные сочные / Апельсины, гранаты, лимоны / И вот они на крюках / Легонько покачиваются / Тихонько звенят'.
'В отношении моего опыта в психушке я бы использовал афоризм Ницше: 'То, что меня не убивает, делает меня сильнее', - пишет Летов в своей 'Творческо-политической автобиографии'. - После этого я понял, что я солдат. Причем солдат хороший. Понял я также, что отныне я себе больше не принадлежу. И впредь я должен действовать не так, как я хочу, а так, как кто-то трансцендентный хочет'.
Выйдя из больницы, Летов в условиях полной изоляции пишет песни, созвучные его радикальным взглядам того периода: 'Дезертир' ('сорвите лица - я живой'), антикоммунистический 'Бред' и одну из первых суицидальных композиций 'Умереть молодым', близкую по духу моррисоновской 'No One Here Gets Out Alive'.
Эти и другие песни долгое время существовали в черновом варианте, поскольку никакой возможности записать их у Летова не было. На дворе стоял 86-й год - антироковая кампания, докатившись до Омска с двухлетним опозданием, была в самом разгаре. С большинства местных музыкантов в КГБ взяли расписки, в которых те отказывались от какого-либо участия в опальном летовском проекте.
Психологически Летов был готов записываться самостоятельно. Все упиралось в отсутствие элементарной звукозаписывающей аппаратуры. Единственной омской группой, не испугавшейся сотрудничества с Летовым, оказалась фолк-панк-гаражная команда 'Пик и Клаксон'. В апреле 87-го года Летов вместе с музыкантами из Пик и Клаксон Олегом и Женей Лищенко выступает на I Новосибирском рок-фестивале.
Одной из основных интриг этой акции оказалась неравная схватка местного рок-клуба с обкомом комсомола, который нанес рокерам удар под дых, запретив приезд 'Звуков Му' и 'Аукцыона'. На их место в фестивальной программе президент новосибирского рок-клуба Валера Мурзин в последний момент вписал 'Гражданскую оборону'. Тексты песен, естественно, подлежали строгой литовке. ГрОбы почему-то записывали их в темном зале, а затем безымянная машинистка впопыхах не перепечатала кое-какие места - как на грех, крамольные.
Когда группа сыграла первые композиции, в рядах официоза начался столбняк, а зал в полном смысле сходил с ума. Это был дебют Летова и его друзей на большой сцене, и они умудрились устроить в столице Сибири натуральный Пер-Лашез. 'Оборона' со своими антисоветскими текстами и грязным гаражным звуком начала крушить все подряд. Охваченный волной дикого кайфа, звукорежиссер 'Калинова моста' Александр Кириллов схватил лист бумаги, написал печатными буквами: 'Кто литовал?' и пустил эту парфянскую стрелу по рядам в направлении жюри...
Вернувшийся из Новосибирска домой Летов прекрасно понимал, что пока комсомольская телега о фестивальных подвигах дойдет до Омска, у него в распоряжении еще имеется несколько недель. Именно в этот узкий временной интервал мая-июня 87-го года им в одиночку было записано сразу пять альбомов: 'Мышеловка', 'Красный альбом', 'Хорошо!!', 'Тоталитаризм' и 'Некрофилия'.
Формально числившийся художником-оформителем, Летов к тому моменту уже давно находился в свободном плавании. Не связанный с социумом никакими договорами, он нес трудовую вахту у себя дома, фиксируя по одному альбому за два-три дня. В них вошли композиции периода 1985-1987 годов.
'Я записывался со страшным стремительным кайфом, высунув язык и прищелкивая пальцами. Помню, что когда я закончил 'Мышеловку', свел и врубил на полную катушку, то начал самым неистовым образом скакать по комнате до потолка и орать от раздирающей радости и гордости. Я испытал натуральный триумф. И для меня это до сих пор остается основным мерилом собственного творчества: если сотворенное тобой не заставляет тебя самого безуметь и бесноваться от восторга - значит, оно вздорная бренная срань'.
Запись 'Мышеловки' осуществлялась методом многократного наложения при помощи магнитофонов 'Олимп-003', одолженных Летовым у 'Пик и Клаксон' и у своего приятеля Дмитрия Логачева. Оба магнитофона Летов слегка переделал, добавив в общую электрическую цепь мерзостное звучание советских колонок и самопальных инструментов.
В записи каждого из инструментов приходилось прибегать к немалому количеству технических хитростей. Для того чтобы зафиксировать на пленку сложную барабанную партию, Летов записывал ее на девятую скорость и играл в два раза медленнее необходимого темпа. Затем магнитофон переключался на 19-ю скорость, в результате чего барабаны звучали в режиме хорошо темперированного хардкора - как, например, в композициях 'Пластилин' и 'Иван Говнов'.
Уже в те годы Летов тяготел к грязному звучанию. 'Вся беда нашего отечественного рока, возможно, состоит в том, что все стараются записаться почище', - говорил он в одном из интервью, датированном концом 80-х. На сессиях 'Гражданской обороны' Летов упорно придерживался установки писаться быстро, грязно и максимально энергично. Считая, что атональное сопровождение создает драйв, он в рамках избранного шумового безумия оставался неплохим гитаристом - даже несмотря на некоторую наивность инструментальных вставок ('Он увидел солнце', 'Дите', 'Дезертир').
Последовательность записи была следующей: Летов играл на барабанах, потом на гитаре, басу и только в самом конце на образовавшуюся инструментальную болванку накладывал голос и дополнительные гитарные партии. Затем вся запись прогонялась через самодельный ревербератор.
...Летов, по его же словам, 'в дрызг и брызг насрал на всяческие очевидные нормы звучания. Суровая противофаза, чудовищный перегруз, сплошной пердежный и ревущий среднечастотный вал... Вокал несколько 'посажен' в пользу интенсивности и плотности звучания, что привело в некоторых случаях к заметному затруднению восприятия текстов слушателем'.
Как и остальные студийные опусы ранней 'Обороны', 'Мышеловка' укладывалась в рамки тридцати минут и состояла из пятнадцати очень коротких, но очень энергичных композиций. Несмотря на пять наложений, примитивную технику и нехватку времени, Летову удалось создать один из самых живых и яростных альбомов за всю историю советского рока.
'Мышеловка' открывалась стихотворением 'Так же как раньше', написанным Летовым в 85-м году: 'Словно после тяжелой и долгой болезни / Я вышел под серым уютным дождем / Прохожие лепят меня как хотят / Так же как раньше / Я в мятой и потной пижаме / Но уже без претензий на белый полет / Cкоро придет / Осень'.
Большинство песен напоминали доведенный до экологического примитивизма панк, сыгранный в стиле калифорнийских подвальных команд середины 60-х годов. Вокал Летова аналогов не имел. Это был монотонный вой с элементами шаманского нагнетания напряжения, разукрашенный анархическими лозунгами и выкриками 'хой' - как у Майка на альбоме 'LV'. Несмотря на обилие ненормативной лексики, здесь пока еще нет мрака, характерного для поздних работ 'Гражданской обороны'. В 'Мышеловке' много хуков, злости и запоминающихся рефренов, на интонационном выделении которых строится большинство хитов ('Он увидел солнце', 'Желтая пресса', 'Иван Говнов' и, конечно же, 'Пошли вы все на...'). Так в 87-м году осмеливался петь (вернее, не петь, а рычать) человек, которому терять уже было нечего.
В своих песнях Летов искал абсолютную свободу, изобретал 'новую дерзость' - пусть экстремистскую по форме, но позитивную по сути ('прецедент торжества бунта и свободы над твердокаменными законами и чугунными скрижалями тоталитарного бытия').
Летов боролся с социумом в лице доперестроечного совдепа - а совдеп в свою очередь боролся с Летовым. В конце июня до Омска наконец дошла комсомольская телега, направленная из Новосибирска кем-то из соорганизаторов фестиваля. Летову грозила вторая серия принудительного лечения в психбольнице - со всеми вытекающими последствиями. Мышеловка, однако, не захлопнулась. Не дожидаясь появления санитаров, Летов прихватил сумку со свитером, купил билет на поезд до Москвы и отправился в автономное плавание по стране.
'Мы с Янкой были в бегах вплоть до декабря 87-го года, - вспоминает Летов. - Объездили всю страну,
