Стилл заезжал?
Она повернулась от противня, который чистила.
— Почти год прошел, может, больше, — она оглядела стариков у стойки. — Я только вчера из-за него дергалась… — Она не закончила фразу. Все молчали. — Он так незаметно приходит и уходит, что за ним не уследишь.
— А я по нему не скучаю, — встрял один из молодых. — Выглядел он, как утка, но голос у него был, как у воробья. И ногти у него слишком чистые, а это кое-что да значит.
— Потому что Джонни тебя обогнал, — сказал второй молодой. — Джонни всегда тебя обставляет.
— Потому что он чокнутый, — сказал первый. — Есть буйные чокнутые и тихие чокнутые. Этот тип лихач.
— Он через многое прошел, — одернула его официантка. — Джонни многое потерял. Он из тех, кто горюет.
Она посмотрела на меня, точно ждала объяснений.
— Я дружу с его братом, — сказал я. Может, Джонни с братом не ладят? Старик поглядел на меня довольно странно.
— А ты старше, чем выглядишь, — пояснил он. — Джесси давно помер.
Мне подумалось, я сейчас грохнусь в обморок. Руки у меня задрожали, ноги так ослабели, что не встать. За окном кафе витрина загорелась красным, а внутри все притихли, выжидая, может, я тоже чокнутый. Я ковырял пирог. Один из молодых, тревожно поерзав, встал и побрел к двери, размышляя, наверное, не пора ли сходить за обрезом. Остальные трое глядели растерянно.
— Не хочу вас обидеть, — сказал я старику, — но Джесси Стилл жив. Живет в предгорьях. Мы вместе гоняем.
— Джесси Стилл свалился на чертовом «хадсоне терраплейне» в реку Саут Плэтт весной пятьдесят второго, может, пятьдесят третьего. — Старик произнес это очень тихо. — Шину проколол, когда был навеселе.
— Вот почему Джонни не пьет, — добавила официантка. — По крайней мере, я считаю, что причина в этом.
— И теперь ты меня беспокоишь.
Старик посмотрел на официантку, вопросов у нее было не меньше, чем у него.
Меня охватили бесконечные безысходность и страх. У местных нет и не было причин выдумывать подобные небылицы.
— Джесси — сорвиголова. — У меня вышел только шепот. Даже голосу не хватало звука. — Джесси имя себе сделал, раскатывая по дорогам.
— Тут ты все понял правильно, — сказал мне старик. — Но заруби себе на носу, сынок: Джесси Стилл мертв, и плевать, веришь ты мне или нет.
Я понимал, что он не лжет, но понять не значит поверить.
— Спасибо, мистер, — прошептал я старику, — и спасибо, мэм, — официантке.
А после дал деру: им будет теперь о чем поговорить.
Жуткий страх катил вместе со мной — из-за последней открытки Джесси. Он писал, что его, возможно, не будет дома, а теперь это могло означать больше, чем просто отлучка. «Крайслер» превзошел самого себя, и мы просто летели. От границы Монтаны до Шелби — восемь часов в ясный день. Можно просвистеть за семь или даже шесть с половиной, если под колеса тебе не бросится олень. Я был напуган, растерян и медленно закипал. Мы с Линдой только-только начали строить надежды на будущее, а я вот-вот убьюсь, переехав дикобраза или нетель. «Крайслер» ярился как пес, идущий по горячему следу. На восьмидесяти педали газа все хотелось уйти вниз, чтобы мотор по-настоящему взвыл.
Ночная трасса даже не сулит опасность, нет, кричит о ней. По обочинам елозят тени. То, что встает перед тобой в свете фар, возможно, реально, а возможно, и нет. Стальные кресты держат в руках- перекладинах букетики темных цветов. Крутые холмы встают гигантскими кораблями, бросившими якорь среди равнин, а пересохшие русла змеятся чернильными дорожками. С наступлением весны по ним потечет вода, но в сентябре поток лишь на шоссе.
Пляшущий призрак объявился на трассе-3 за Команчем, но на сей раз не выделывал коленца. Он стоял на обочине, и никакой туман его к месту не привязывал. Он подал мне старый знак водил — мол, «поднажми». Снова он возник за Колумбией. Губы у него шевелились, словно он погонял меня криком, лицо перекосилось от страха не меньше моего.
Это давало основание надеяться. На моей памяти Джесси никогда не был так напуган, поэтому тут все же ошибка. Может, пляшущий призрак вовсе не призрак Джесси. Я гнал машину и заставлял себя думать о Линде. Когда я думал о ней, то не так дергался, не сходил с ума. Трасса-3 — шоссе так себе, ну да не страшно. Я способен вести что угодно по любой дороге. Пляшущий призрак появлялся снова и снова, манил, требуя поддать газу. Я говорил себе: чертов призрак, наверное, хреновый был водила, иначе вообще бы призраком не стал.
Я послушно давил на газ, но и этого было мало: они вставали из тумана или выбирались из кюветов; толпы и кучки призраков белели под тусклой луной. Одни судачили друг с другом, другие кричали: поспеши! Может, они пытались мне что-то втолковать, но мне было не до них. Если они хотели помочь, то ни черта у них не получалось. Их вмешательство заставило меня расслабиться и подумать: а не сбросить ли скорость?
Пляшущий призрак объявился на трассе-12 и поднял большие пальцы: мол, «все чисто». Я ни на йоту ему не поверил, а потом не поверил увиденному в заднем зеркальце. Сзади, со скоростью, словно я стоял на месте, надвигались фары. Все чувства подсказывали мне: подобное уже происходило раньше, разве что в прошлый раз фары были только от одной машины.
Мисс Молли и Бетти Лу провожали меня домой. Серьезная и обтекаемая, как речь адвентиста, Мисс Молли, круто сменив полосу, пошла на обгон. Ее высокий корпус деловито гудел. Она не высекала искр, не выделывалась. Она не играла ни в Пряничного человечка, ни в салочки.
Бетти Лу поравнялась со мной, давая себя разглядеть, чтобы я понял, кто пойдет за мной, потом, притормозив, пошла в полумиле сзади. Ее фары маячили у меня в зеркальце заднего вида, как два ангела- хранителя.
Мисс Молли держала дистанцию в миле впереди «крайслера», не давая себя нагнать, сколь бы я ни прибавлял газу. Дважды перед Грейт-Фоллс она заметила неприятности и морганьем задних фонарей заставила меня притормозить. Один раз это было животное, второй — рытвина в асфальте. Мисс Молли и Бетти Лу исчезли перед Грейт-Фоллс и подобрали меня, едва я миновал город.
Мы летели в ночи, как ракеты. Вокруг ни души. Пляшущий призрак не путался под ногами, и остальные тоже. Это позволило мне сосредоточиться, — спасибо и на этом. На таких скоростях не до серьезных раздумий. Шоссе катится, часы катятся, но у тебя мозг гонщика. И усталость куда-то девается: ты не замечаешь ее, пока гонка не кончится.
Я несся за призрачной машиной на север, а по небу мчался лунный серп, точь-в-точь обрезок ногтя. За полночь земля оделась серебром. На скорости нет времени думать, зато есть время чувствовать. Чем дальше на север, тем больше меня одолевало отчаяние. Вероятно, Мисс Молли испытывала то же самое, но все мы делали, что могли.
«Крайслер» словно с цепи сорвался и, один бог знает, сколько мог выдать. Стрелку спидометра давно зашкалило. Даже учитывая ошибку спидометра… сто двадцать, сто тридцать? Около трех утра мы вылетели на трассу-2 возле Шелби, а оттуда уже рукой подать до дома.
Бетти Лу отстала и рассеялась. Мисс Молли выбросила сноп искр и просто улетела вперед. Искры что-то да значили. Возможно, у Мисс Молли оставалась надежда. А может, она знала, что мы опоздали.
Под тем узеньким серпом горбики могил казались бурунчиками среди темного прибоя пастбища. В фургончике темно, и «линка» нигде не видно. Даже слабый свет позволял разглядеть смутные белые шапки гор и словно вытянувшиеся по струнке столбики в изголовье каждой могилы. Неподалеку от фургончика стоял шатер, достаточно просторный, чтобы вместить собрание методистов. Свет моих фар выхватил
