назойливо донимал его вопросами о том, каким человеком изволит быть Его Превосходительство господин тайро, что Ёсинобу в конце концов сказал:
– Человек он решительный, но не мудрый. – Ёсинобу действительно так думал. Наосукэ мог сколько угодно пускать в ход свою неприкрытую лесть, но юноша хорошо знал, что ко всем, стоящим на служебной лестнице ниже министра, Наосукэ относится исключительно высокомерно и почти что вообще не считает их за людей. А, как говорил Ёсинобу в юные годы его наставник Иноуэ Дзиндзабуро: «Лебезит перед высшими, высокомерен с низшими – нет, это человек невежественный и бесталанный…»
– Я бы даже сказал, что он вообще человек малозначимый, – закончил свою мысль Ёсинобу.
Однако вскоре он получил возможность убедиться в том, что иногда человека приходится оценивать не по идеям или уму, а по той власти, которую он сосредоточил в своих руках. Сразу после разговора Наосукэ с Ёсинобу по всей стране начались повальные аресты – так называемая кампания годов Ансэй. В истории Японии не было более жестоких, ужасных и бессмысленных репрессий по идеологическим мотивам.
Нет, это не были политические репрессии, поскольку они напрямую не соотносились с политическими взглядами жертв. Цель Наосукэ, развязавшего эту травлю, состояла не в подавлении идейной оппозиции. Она была куда проще: окончательно покончить с Нариаки из Мито.
Наосукэ считал, что Нариаки все последние годы вынашивает тайные замыслы свергнуть сёгунский дом и всеми способами стремится претворить их в жизнь. Тайро был в этом убежден совершенно твердо, но без доказательств это убеждение оставалось не более, чем абстрактной гипотезой. Нужен был человек, который смог бы расцветить эту гипотезу буйными красками и тем хотя бы внешне сделать ее хоть немного похожей на правду. Таким человеком стал Нагано Сюдзэн.
Сюдзэн по собственной инициативе долго шпионил за Нариаки. Беззастенчиво приукрашивая факты и беллетризируя свои донесения, он поставлял их служившему под началом Наосукэ самураю по имени Уцуги Рокуносукэ.
Предположения Сюндзэн заключались в следующем.
Во-первых, Нариаки из Мито хочет взять под свой контроль правительство, для чего планирует сделать сёгуном своего родного сына Хитоцубаси Ёсинобу.
Во-вторых, для достижения этой цели планируется привлечь Мацудайра Сюнгаку. В качестве вознаграждения предполагается предоставить ему в военном правительстве крупный административный пост.
В третьих, с целью заручиться поддержкой кандидатуры Хитоцубаси Ёсинобу Нариаки из Мито намеревается воздействовать на императорский двор в Киото, в частности, всеми силами подстрекать к измене близкого к императору принца крови Сёрэнъин. Взамен принцу был якобы обещан императорский трон.
И так далее, и тому подобное. По Нагано получалось, что Нариаки из Мито организовал чуть ли не всеяпонский заговор, и Наосукэ был очень заинтересован в том, чтобы Сюндзэн подкрепил свои соображения хотя бы косвенными доказательствами. В ответ Нагано предложил простой план, который состоял в том, чтобы арестовать в Киото нескольких ронинов[47] – активных сторонников императора, подвергнуть их пыткам и добиться нужных показаний. Он начал с ареста Умэда Умпин, ронина из провинции Вакаса. Однако от стойкого самурая так и не удалось добиться признаний в существовании заговора Нариаки, и пришлось прибегнуть к новым арестам. Постепенно волна репрессий докатилась сначала до вассалов знатных домов и даймё, а затем и до самих аристократов и крупных феодалов.
Похоже, Наосукэ хотел арестовать всех активных «людей долга» (сторонников императора) в Японии. Не был застрахован от ареста и Ёсинобу. Еще за два месяца до задержания в Киото Умэда Умпин Ёсинобу было отказано в посещении сёгунского замка. А ведь прошло всего лишь две недели с того дня, как в том же замке Ии Наосукэ заискивал перед Ёсинобу, словно старый кот! В официальном уведомлении говорилось, что это сделано «по высочайшему повелению», иными словами, по приказу сёгуна. Между тем по сведениям, полученным Ёсинобу, сёгун Иэсада, который уже давно находился при смерти, еще четвертого числа (13 августа), то есть за день до издания этого распоряжения, испустил последний вздох во внутренних покоях замка Эдо. Однако Наосукэ решил не сообщать о кончине властителя и сохранить это известие в полной тайне, опасаясь, что если сообщение о смерти сёгуна выйдет за пределы замка, то Нариаки из Мито может воспользоваться таким благоприятным случаем и воплотить в жизнь свои тайные замыслы. Наосукэ искренне полагал, что заговор действительно существует, и главой его является именно Нариаки, а Мацудайра Сюнгаку – это своего рода Юи Сёсэцу[48], который вместе с киотосским принцем Сёрэнъин играют в этом гигантском фарсе второстепенные роли; недаром в донесениях Нагано принц фигурировал под кличкой «актер».
Ёсинобу понимал, что Наосукэ затеял какое-то крупное дело. Иначе зачем бы ему скрывать смерть сёгуна, выдавать его за здравствующего и от имени покойника издавать всякие указы?
Полученный документ не только преграждал для Ёсинобу дорогу в сёгунский замок. В нем ему запрещалось также пользоваться парадными воротами, черным ходом и хозяйственным въездом в самой резиденции Хитоцубаси. Отныне сюда дозволялось входить только через ворота личного дома Ёсинобу.
– Наверное, и с остальными нашими поступили так же, – смекнул догадливый Хираока и тотчас же послал гонцов из числа мелких торговцев тайно разведать, что происходит в эдосской резиденции клана Мито. Как оказалось, «из соображений безопасности» подобные меры были в тот же день приняты по отношению к Нариаки из Мито и Мацудайра Сюнгаку. Нариаки, в частности, был лишен права руководить кланом и помещен под домашний арест без права переписки в своем особняке в Комагомэ. Другим распоряжением «на покой» был принудительно отправлен и Сюнгаку.
Так в стране развернулись так называемые «повальные аресты периода Ансэй». Они начались с задержания в девятом лунном месяце пятого года Ансэй (октябрь 1858 года) ронинов – сторонников императора и продолжались до конца следующего года (то есть до начала 1860 года по европейскому календарю).
Был обезглавлен Хасимото Санаи, ближайший соратник Сюнгаку. С трудом избежал ареста и вместе со своим другом буддийским священником Гэссё бежал в родные края Сайго Такамори – правая рука Симадзу Нариакира, человек, который активно действовал в интересах сторонников Ёсинобу и в Киото, и в Эдо. На воротах тюрьмы была выставлена голова казненного Угаи Кокити – доверенного лица и посланника Нариаки из Мито. Агенты бакуфу вели слежку даже за такими людьми, как Ёсида Сёин из Тёсю, который вообще не имел никакого отношения к партии сторонников Ёсинобу. Общее же число самураев, обезглавленных в Эдо, казненных в других местах и сосланных на далекие острова, просто не поддавалось исчислению.
Среди пострадавших от репрессий были не только ронины, монахи и самураи разных кланов, но и девять придворных аристократов, десять даймё и четырнадцать хатамото. Самое тяжкое обвинение было, естественно, выдвинуто против Нариаки из Мито. Первоначальный приговор – домашний арест в Эдо – был
