Сезон любви

связь с женатым мужчиной хороша только тогда, когда ты не вкладываешь в нее своего сердца.

— Олька, ты пойми — женам изменяют от 76 до 89% российских мужиков, — прибегала Светка к спасительной статистике, всегда ее выручавшей. — Психологи говорят, что только 60% из этих кобелей в итоге разрывают отношения с любовницей и возвращаются в семью, 20% — не способны сделать выбор между женой и любовницей и лишь 17% — слышишь, Олька, семнадцать! — уходят от жены к подруге. Ну и чего ради ты так себя унижаешь? На что ты надеешься?!

— Ну правда, Олюнь, брось ты его, — уговаривала меня и Мариша, сочувственно заглядывая в лицо больными от сочувствия ко мне глазами. — Может, еще и встретишь ты для себя человека хорошего, ой, что я говорю, то есть, конечно же, обязательно встретишь! Не зацикливайся ты так на своем Вадиме. Ну хочешь, я тебя с одним человеком познакомлю? Он, правда, выпивает немного, но, может, все не так страшно. Хороший человек, они с Костей в одном цехе работают… Не хочешь? Нет? Родная моя, ну чем же помочь тебе, я прямо не знаю… Может, тебе в газетах какие объявления о знакомстве посмотреть? Спишитесь, будете встречаться, никто об этом и знать не будет…

Я только качала головой. Я давно перестала им что-либо про себя объяснять. Я знала — они меня не поймут. Я и сама себя не понимала. У меня просто не было для этого времени — разобраться в себе. Я была очень занята: я думала о Вадиме.

Я думала о нем, только о нем. Я видела его в зеркале вместо своего отражения. Я ложилась спать и утыкалась лицом в его подушку и старалась лечь так, чтобы точно уместиться в изгибы и вмятины на постели, оставленные его телом. Я вдыхала его аромат, молясь про себя, чтобы этот запах не покидал меня — хотя бы до среды… или до пятницы?

Наступала среда — и он приходил. Он приходил — и я чувствовала, как часы на его руке отрубают по кусочку от времени, оставшегося до его ухода. Тиканье этого проклятого механизма казалось мне грохотом, от которого готовы были лопаться барабанные перепонки!

— Ну, а теперь мне пора, котеночек. До пятницы!

Каждый час, каждая минута наших свиданий были отравлены ожиданием того, что он вот-вот начнет смотреть на часы. Еще находясь в опьянении от вспышки страсти, которая разрывала сознание на несколько сверкающих брызг и переплетала наши тела, еще млея в его объятиях, я чувствовала, как он, прижимая мою голову к своей груди, незаметно поворачивает руку с часами к глазам — и готова была кричать от отчаянья, выжигающего душу! И клялась, я миллион раз клялась себе, что наберусь сил и скажу ему, что так жить больше нельзя, что я не могу… И, к моему стыду, у меня никогда не хватало сил сделать это. Я тянула — ну вот день, еще два, ну хорошо, — неделя… и мы расстанемся. Я даже представляла себе, как это будет. Я скажу ему это в очередную среду и скажу сразу, еще когда он будет стоять вот здесь, в коридоре, еще до того, как он переступит порог моей спальни…

— Будем мужественными, — скажу я ему, — признаемся, что мы только мучаем друг друга. Расстанемся сразу… — Но ничего не получалось.

Я не могла изгнать его из своих мыслей, чувств, самой жизни. Он был всюду. Самое ужасное, что через год после начала нашей связи я превратилась в рабу телефона. Маленький аппарат с мерцающим в темноте экраном стал моим маячком, единственной связью с призрачным счастьем… Я стала настоящей наркоманкой — я «подсела» на телефон, на переливчатую мелодию его звонка, тонкое дребезжание смс, на томительное, изо дня в день, мучительное ожидание звонка, которого могло и не быть — ведь Нина могла взять аппарат в руки и спросить, кому это он звонит так часто…

Но если он звонил! Если звонил! Тогда любая глупая фраза, какое-нибудь дурашливое «Привет, мартышка!» — вовсе не казалась мне глупой. Напротив, она была наполнена смыслом — ведь эту фразу говорил любимый голос! — нежности — ведь говорили ее мне! — и надежды, потому что следом могли последовать слова о том, что сегодня мы увидимся…

А потом он приходил. Смотрел на часы. И вечером, как всегда:

— Ну, а теперь мне пора, котеночек. До среды!

И мой хрупкий счастливый мир в который раз обрушивался в пропасть…

* * *

Страхи сопровождают женщину всю жизнь, независимо от ее возраста и социального положения. Если не вдаваться в подробности и не учитывать те крайности, когда лечение страхов требует серьезного медицинского вмешательства, то женские страхи — это вовсе не страхи, а всего лишь беспокойство, свойственное абсолютно всем нормальным живым существам. Свои собственные страхи я изучила давно. Может быть, именно в них и была причина того, что, имея ум, молодость, красоту и относительно независимое материальное положение, я ощущала себя такой несчастной. Вот они, эти мои извечные враги:

Страх одиночества. Он всю жизнь заставляет меня совершать глупые поступки. Вынуждает находиться в одной компании с людьми, которые не кажутся мне симпатичными, заставляет время от времени принимать ухаживания мужчины, который, может быть, и не так уж нравится. А приобрести настоящих друзей, найти свою половинку — с каждым годом это становилось для меня все труднее… Потому что с возрастом человек становится менее щедрым. На слова, на хорошие поступки. Считается, что чем больше вы отдаете людям, тем больше приобретаете. Но жизнь научила меня тому, что эта истина — не более, чем красивая метафора…

Страх от собственной неуверенности. Я безумно страшусь затевать любое большое дело: сменить опостылевшую работу, начать ремонт в доме, пойти на курсы автомобилевождения, записаться на прием к диетологу или пластическому хирургу… Мне всегда кажется, что перемены не приведут к лучшему, что я только все испорчу. И жизнь течет мимо меня без какого-либо развития, заставляя вспоминать другую золотую поговорку: пока мы недовольны жизнью, она проходит… Кроме того, я просто до неприличия застенчива. Всю жизнь меня преследует эта безумная боязнь общения с людьми, когда я начинаю краснеть, бледнеть, и все это неизвестно почему, боюсь произнести нужные слова или задать интересующий вопрос.

Страх возраста… Молодость не вечна, красота — тоже. Так устроен мир, и глупо с ним бороться. Умом мы это понимаем — все. К признакам старения надо еще привыкнуть, а как это нелегко! Первая морщинка на лице и десятая — разные морщины. Когда нам двадцать — тридцать лет, мы уверены: все хорошее, что есть в жизни, что мы не пробовали, не изведали, — еще впереди. В тридцать понимаешь — могу не успеть. И из намеченных ранее перспектив приходится кое-что вычеркивать. Конечно, умом я понимаю, что в тридцать пять лет — поезд еще не ушел. Но мало понимать — в это надо еще и поверить. А как поверить в это, когда школьник в метро в один прекрасный день называет тебя «тетенька», а мужчины все реже смотрят в след?

«Пусть страхи живут в вашем сознании и подчиняются только ему. А в сердце должна жить Любовь», — прочитала я однажды в одном из любимых светкиных журналов.

И подумала, что в моем сердце любовь не просто живет. Она каждый день борется за свое существование…

* * *

Нашему роману с Вадимом шел уже шестой год.

Первое время мы были счастливы от простого сознания наполненности друг другом и как-то мало задумывались над тем, что же будет дальше. Огонь нетерпения, ожидания новой встречи, нового свидания горел в каждом из нас и сжигал все другие мысли и чувства без остатка.

А потом как-то все устроилось и вошло в привычную колею. Встречи два, реже — три раза в неделю, бутылочка хорошего вина, легкий ужин, постель и ровно в десять он уходил, обняв меня на пороге и на прощание проведя рукой по спине в последней на сегодня ласке…

— Я не знаю, как я доживу без тебя до следующей пятницы…

— Котеночек, ты сильная, я знаю… Я тоже буду думать только о тебе…

И дверь затворялась за ним, а мне казалось, что мне перекрывают дыхание. Я твердила себе, что должна быть рада тому, что имею — но как ненадолго хватало мне этой радости!

Он — свет в окошке. Он — мое все — солнце, луч света в темном царстве, огонек в конце тоннеля!

* * *

Первое время мои подруги пытались принять какое-то участие в процессе вытаскивания меня «из