этого болота», по выражению Светки. Они приходили ко мне (в те редкие часы, которые Светка могла урвать от работы и своих свиданий, а Мариша — от мужа и детей) и устраивали целые психологические сессии. Во время этих «промывок мозгов» рождались фразы и афоризмы, которые нормальная женщина должна была бы поместить в рамочку и пристроить их на стену своей квартиры:
Истина №1: Современные мужчины, хоть и говорят, что готовы воспринимать женщин на равных, на самом деле в любовных отношениях стараются взять над нами вверх и только вверх! В своих романах на стороне мужчины никогда не допускают утечку чувств — только секс, только ни к чему не обязывающие отношения — за исключением случаев, когда он действительно готов на тебе жениться. Но в тридцать с лишним лет шансы на это равны нулю!
Истина №2: Но нас, женщин, отношения в стиле «только секс» не будут устраивать никогда! Никому не отнять у нас то, что дано природой, и женскую сущность никуда не деть. И даже если поначалу будет очень хорошо получаться, то потом все равно придет мысль: «Ну почему он не любит меня?», или (реже): «Ну почему я его не люблю?!» Таковы уж мы, женщины, существа до мозга костей эмоциональные. Не умеем мы, как мужчины, включать и выключать чувства в нужный момент.
— Поэтому, — подводила Светка свой всегдашний итог, — надо просто осознанно «плыть по течению», извлекая из ситуации в основном одни плюсы. Отбросить идею «стандартной» семьи, наслаждаться отношениями с человеком, который может так же легко уйти из твоей жизни, как он пришел в нее. Есть еще один вариант — когда-нибудь родить от любимого мужчины ребенка, не претендуя на то, что он обязан будет из-за этого оставить прежнюю семью и уйти к тебе! Таких вариантов, Олька, нам всегда подворачивается в современной жизни немало. Главное — быть уверенной в своем решении и в своих чувствах. И знать, что если сегодня кусок жизни связан с определенным человеком, вот этим самым мужиком, то это не значит, что он будет длиться вечно.
На все это у меня был только один ответ:
— Я не могу. Понимаете? Я не могу… Я люблю его, люблю, люблю, люблю…
— Милая, но ведь это же тупик, — вздыхала Мариша. — Чем дальше, тем будет только хуже, поверь… Если ты бросишь его сейчас, это будет ужас, да… Но ведь через год, через два — это будет еще ужаснее! Ты живешь, гоняясь за миражами. И, в конце концов, я просто должна тебе сказать, что ты проиграешь эту схватку…
И она изрекала истину № 3:
— В конце концов, Олюня, у тебя все закончится так же, как у тысяч и тысяч таких же несчастных: промурыжит тебя твой Вадим лет до сорока и бросит. В сорок пять лет он все еще останется видным мужчиной и найдет себе другую «понимающую душу», помоложе и покрасивее. А ты в свои сорок останешься уже окончательно и насовсем одна.
Самое обидное, что я всегда была согласна с тем, что они говорили. И… никогда не следовала Светкиным и Маришкиным советам. Не потому, что не хотела.
Не могла.
Подруги уходили, а я, словно марионетка, приклеенная невидимыми шпагатиками к своему мобильному телефону, не расставалась с ним ни на минуту, таская с собой в ванную, туалет, на лестничную площадку, когда выносила мусор, в магазин, на работу. Я прекрасно понимала бессмысленность подобного поведения и последствия своих волнений. Но ничего не могу с этим поделать.
Была и еще одна мысль, воспоминание о которой било меня наотмашь. Это были мысли о Нине — его жене.
— Ты любишь ее… все-таки любишь… или, по крайней мере, меня ты любишь меньше, чем ее… — вырвалось у меня однажды.
И выражение его лица стало отстраненно-холодным. На меня словно подул ледяной ветер.
— Оленька, мы же договорились, что никогда не будем касаться этой темы. Если тебе угодно — нет, я не люблю ее, мы по-прежнему в напряженных отношениях, мы спим в разных комнатах, нас ничего не связывает, кроме детей, мы давно не общаемся друг с другом ни на какие темы, кроме семейных и бытовых. Но она подарила мне сына и дочь, она готова, если понадобится, посвятить мне жизнь… И я не могу предать ее.
«А я, а я?! — кричала я про себя. — Разве я не готова посвятить тебе жизнь? Ты прекрасно знаешь, что я способна на это. Так почему же, зачем же, за что же ты меня предаешь?!»
Не дай бог никому познать, как это безнадежно больно — понимать вескость его аргументов и знать, что я не могу, не имею права и не смею предъявить ему какие-то претензии, упрекнуть, поторопить. Хотя я тоже была живым человеком и хотела семью, живой, наполненный теплом и уютом дом! Вадим даже не мог подарить мне единственную неотъемлемую женскую радость — ребенка. С самого начала этой связи он сказал, что этого не будет.
— Я слишком ответственный человек, чтобы позволить себе заводить детей на стороне.
— Заводят черепаху в коробочке, — робко возразила я.
— Мы не будем к этому больше возвращаться, Оленька…
Мы никогда больше не возвращались к этой теме, а заодно и ко многим другим… Через какое-то время я поймала себя на мысли, что мы с Вадимом тоже перестали общаться на другие темы, кроме «бытовых». Хотя — разве можно было сказать, что у нас был совместный быт? Но как бы там ни было, а наше общение незаметно для нас самих все чаще скатывалось до каких-то банальных и ни к чему не обязывающих фразочек типа: «Как дела?», «Да ничего, все то же. А у тебя?» «И у меня все то же…»
И его прощание: «Не звони, жена проверяет мои звонки. Я позвоню тебе завтра сам, как только найду для этого подходящее время».
Шестой год романа с женатым человеком — это солидный срок… Солидный даже для семейных пар, а что уж говорить о такой, как наша. За все это время я так и не смогла определить для себя точно, какое место занимаю в жизни Вадима. И думает ли он о нас так, как думаю я, называя нас обоих этим всепоглощающим словом «мы». Каждый раз я вздрагивала, когда Вадим — конечно, не специально, машинально даже, но от этого-то я и не могла к этому привыкнуть! — говорил: «моя семья», «моя жена», «моя теща», «мои дети»… Когда он говорил так, я старалась, чтобы он не видел моего лица. Было так больно от того, что у него есть воспоминания о своем круге близких людей, друзей и родственников, а у меня нет ничего, кроме его присутствия рядом два или три раза в неделю по два или три часа… Я просто не знала, куда деться и как назвать себя, — если «моя жена», «у нас дома», «моя теща» — все относится не к твоей с ним настоящей жизни. Вдруг возникает нереальное ощущение, что и зовут тебя так же, как и его прежнюю (или не прежнюю, а лучше, вечную!) жену, ведь он забывчив, а язык натренирован на длительно произносившееся в постели разрешенное имя. Не так уж часто это случалось, но когда он в полусне называл меня «Нина», — я готова была кричать от бессилия и дикого желания вырвать это имя из его памяти и заложить туда навеки — свое…
И я старалась жить так, как меня когда-то учила мама: ни в коем случае не разбрасываться близкими и родными людьми. В конце концов, я же сама выбрала Вадима тем, что называется «моя вторая половинка». Но ведь как тяжело жить, зная, что все это не так и рано или поздно — кто знает? — он, такой красивый и интересный, найдет себе другую родственную душу, и, действительно, останешься совсем одна — то, о чем предупреждала Маринка… И в страхе за себя и за него, за наше будущее, которого не было и не могло быть, я начала не доверять банальным вещам. Я начала дергаться всегда, даже тогда, когда он держал меня в объятиях, если в эту минуту Вадиму звонили на мобильный. Просто хотелось вырвать телефон и узнать, что там, кто пишет… И я ловила себя на том, что стала грубее с ним… И началось некое отторжение от его мира — если раньше я слушала «моя жена — моя теща — мои дети», не говоря ему ни слова, то теперь стала протестовать и даже срываться на крик:
— Не говори мне обо всех этих людях! Я не хочу знать, что они есть, что они ходят по земле, что живут и дышат рядом с тобой!
— Это жестоко, Оля, — тихо отвечал он.
Но я ничего не могла поделать с этим отторжением, и я пыталась себя обезопасить от всего, чтобы не сесть в лужу и не оказаться в проигравших…
— У меня тоже так бывает, Оль, это ничего страшного в принципе, — сказала мне Маринка в
