Такого чтения я никогда не слышал; вероятно, и не услышу. Но в чем было очарование? Не знаю. Садовский читал медленно хрипловатым голосом. Читая, смотрел вбок, на засыпанную снегом Неву, чуть кося. На голове его торчал нелепый в зимнее время, да и вообще в России, цилиндр. А я — слушая — думал, что человек, так читающий, мог бы сам так писать — повернуть только в нем какую-то завернувшуюся не туда пружинку…
* * *
В 1916 году я был в Москве и завтракал с Садовским в «Праге». Садовский меня «приветствовал», как он выражался. Завтрак был пышный, счет что-то большой. Когда принесли сдачу, Садовский пересчитал ее, спрятал, порылся в кармане и вытащил два медных пятака.
— Холоп! — он бросил пятаки на стол, — тебе на водку!
— Покорнейше благодарим, Борис Александрович, — подобострастно раскланялся лакей, точно получив баснословное «на чай».
— Балованный народ, — проворчал Садовский. — При матушке Екатерине за гривенник можно было купить теленка…
Он медленно облачался в свое потертое пальто. Один лакей подавал ему палку, другой шарф, третий дворянскую фуражку.
Через несколько дней я зашел в «Прагу» один. Подавал мне тот же лакей.
— Осмелюсь спросить, не больны ли Борис Александрович, что их давно не видать?
— Нет, он здоров.
— Ну слава Богу, — такой хороший барин.
— Ну, кажется, чаевыми он вас не балует?
Лакей ухмыльнулся.
— Это вы насчет гривенника? Так они сегодня гривенник, а завтра четвертную отвалят… Не жалуемся — господин хороший.
Георгий Иванов. СТАТЬИ ИЗ ГАЗЕТЫ «СЕГОДНЯ»
Публикуемые ниже статьи Георгия Иванова увидели свет в газете «Сегодня» в конце 1932 года. К этому времени Иванов — уже очень заметная фигура в литературе русского зарубежья, и как автор нашумевших воспоминаний, и как автор сборника «Розы». Очерк «Алмазные души» (Сегодня. 1932. 13 нояб. № 315. С. 4) — раскрывает не только отношение Георгия Иванова к теософии. Он до этого уже писал — не без некоторой иронии — о доморощенной мистике петербургских спиритов [96], так что его отношение к еще одному «мистическому учению» не выглядит неожиданным. Но очерк говорит и о более важном: об особенном чувстве фальши, которая с годами у Иванова все более обостряется. Именно поэтому он может говорить о заблудшей к дебрях теософии Елене Петровне Блаватской (1831–1891) с оттенком сочувствия и грусти — и совершенно иным тоном о другой знаменитой теософке, Анни Безант (1847–1933). Именно поэтому ему так важен портрет простого русского эмигранта, который предвосхищает сходные типы, которые скоро появятся в цикле очерков «По Европе на автомобиле»[97]. Статья о судьбах русской живописи «Вот и все…» (Сегодня. 1932. 18 дек. № 350. С. 4) поднимает вопрос о судьбах русской культуры за рубежом, который в начале 1930-х гг. становится особенно насущным. В периодике со все большей тревогой говорят о литературной смене. В 1936-м году разразится полемика о молодой эмигрантской литературе, своеобразным итогом которой станет книга B.C. Варшавского «Незамеченное поколение», вышедшая уже после войны[98]. На книгу Варшавского откликнется известный музыковед Леонид Сабанеев. В статье «Отсутствующее поколение» (Русская Мысль. 1957. 7 марта. № 1026) он расскажет о более трагической судьбе русских композиторов-эмигрантов, из которых только очень известные, как Рахманинов, Стравинский, Прокофьев, Гречанинов или Метнер могли хоть как-то устроиться на Западе. Чуть мягче о «ненужности» современных русских композиторов для Европы и США он пишет и много раньше[99]. Георгий Иванов не просто говорит о сходной ситуации в изобразительном искусстве. Его статья — о судьбах русской живописи как таковой. Вместе с тем здесь он формулирует и главную идею всего русского искусства: «духовность и человечность». Именно такое «антиэстетское» отношение к литературе можно заметить и в его литературно-критических статьях.
Публикатор и автор этой заметки благодарят за помощь в разыскивании текстов статей Георгия Иванова Юлию Александровну Юдину и Александра Владимировича Питиримова.
Публикация и подготовка текста Н.О. Тамарович, вступительная заметка и примечания С.Р. Федякина.
Алмазные души
Что такое «ханжа» — знает всякий. Я имею в виду не напиток, приобретший в военные и революционные годы такую «широкую популярность», а понятие ханжи в его прямом смысле.
Все мы более-менее мыслим образами, и образами по большей части трафаретными. Поэтому при слове «ханжа» нам представляется старушонка, салоп, тараканы, провинция и т. п. Это столь же банально, как и не точно. Это то же самое, как воображать немца обязательно в виде наливающегося пивом бурша, парижанку в виде мидинетки или русского интеллигента непременно в пенсне и с бородкой клинышком.
С тем, что ханжи бывают не только тараканьими старушонками, впрочем, легко согласится всякий. Старая русская жизнь дала нам множество примеров этого, по мере сил не отстает от нее и жизнь эмигрантская. И все-таки все это не то. Все-таки представив себе типы всевозможных ханжей, мы будем далеки от того, чтобы оценить все значение в современной жизни этого малоблагозвучного и малопривлекательного слова.
Обездоленное во всех смыслах человечество наших дней растеряло, как известно, значительную часть накопленных веками веры, морали, всяческих «устоев». О том, чтобы вернуться к ним — оно и не помышляет. Доспехи слишком тяжелы — не по Сеньке шапка, — но и совсем без веры жить как-то неудобно, какая-то мораль все-таки нужна. Только чтобы легкая вера, необременительная мораль. Чтобы, как «Кодак» туриста, помещалось в любой карман, как патентованная овсянка, усваивалась любым желудком.
И вот навстречу разуверившемуся и колеблющемуся современному человеку — спешат ханжи. На них нет салопов и тараканы вокруг них не шуршат. Они пересекают океаны в каютах-люкс и заседают в построенных по последнему слову техники теософских храминах.
Апостолы новой веры — элегантные дамы среднего возраста, англо-саксонского, по большей части, происхождения. На их лицах светится благостная улыбка, в глазах сияет просветленность. Вместе с запахом Герлена или Шанель[100] они распространяют вокруг себя смирение и святость. Из Америки, из Шанхая, из Индии — сыплют они в Европу миллионы экземпляров брошюр на всех языках. Чистенько отпечатанные, раздаваемые всем и всюду бесплатно, пропитанные общедоступной,
