— Вы гляньте на фотку. Какая из нее мошенница? Вот про детсад — похоже на правду…
«И почему ее дурой считают?» — подумал Уваров.
— Заноза сама этим промышляет, — продолжала Грунская. — Мне девчонки наши шепнули.
— Лиля, где она сейчас? — Уваров наклонился к «девушке» низко-низко, едва не задохнувшись в плотном запахе духов. — Я просто сгораю от нетерпения. Дрожу весь, веришь?
И вздрогнул всем телом. Лиля отпрянула. Уточнила деловито:
— А как вы долг снимите?
— Посажу ее к едрене фене!
— Точно?..
— Точнее некуда! Она меня лично «кинула».
— Верю, — кивнула Грунская. — Она в частной гостинице на Пушкинской «зависает».
Глаза у хоккеиста — того, что клюшкой с плаката замахивался, — были грустные.
Грустно так висеть годами на стене и замахиваться клюшкой.
И у Надежды глаза были грустные. Она сидела на сложенном диване, где вчера спал Егоров, вертела в руках чайную чашку. На журнальном столике стоял старый фаянсовый чайник. Печенье на блюдце…
Егоров смотрел в окно. Глупо как-то все… Вдали белели купола Пулковской обсерватории.
— А это что за строения? — спросил он. — Такого вида космического.
Надежда подошла, встала рядом.
— А оно и есть космического… Знаменитая Пулковская обсерватория.
Он слегка касался плечом Надиного плеча. Это было очень приятно.
— А там дальше — махнула рукой Соколова, — город Пушкин. Бывшее Царское село. Янтарную комнату недавно восстановили… А еще дальше — Павловск. Такой парк красивый…
Закат сегодня был тревожный, фиолетовый. Расплывался по небу, как клякса.
— Много у вас всего.
В Павловске он не был лет сто. В Пушкине — лет девяносто.
— Поживите у нас, не спешите, — предложила Надежда.
— А смысл? — буркнул Егоров.
— Можно вот в Павловск съездить. На электричке. А в Петергоф «метеоры» еще ходят. За двадцать минут, ветер в лицо! Когда теперь сюда выберетесь?
— Я вообще-то не за этим летел.
А ехидный внутренний голос поддразнил: «Да ты совсем не летел».
В комнату зашел Соколов-старший. Довольный. Обратился к Надежде:
— Подружки твои из садика звонили, благодарили. Дали им воду.
— Это все Пауль, — Надя улыбнулась и кивнула на Егорова.
— Да знаю! — радостно сообщил Владимир Афиногенович. — Молодец! Это по-нашему. По-питерски! Говорю тебе, переезжай. Может, отметим это дело?
— Спасибо, дядя Володя, — отказался Егоров. — Что-то не хочется.
— Папа, Пауль устал… — начала Надежда.
— Ухожу, ухожу…
Уваров со своими операми рванул на Пушкинскую, а Виригин подумал-подумал, позвонил Ирине, что задержится, и двинул к дому Соколовой. За рулем оперативной машины он обнаружил сильно помятого Любимова. Махнул рукой. Примостился на переднее сидение. Сзади шмыгал носом Рогов. Простудился чего-то. Все как встарь. Все на месте… Виригин закашлялся.
— Ну что, полные мы идиоты? — зевнул Любимов.
Виригин не ответил.
— Или наполовину?
— Никита Занозу искать сорвался, а я к вам, — сказал Максим.
— Значит, надула? — перебил Любимов. И слово он другое произнес — не «надула» вовсе.
— Выходит так, — согласился Максим. — Ткнула в первую попавшуюся.
— А я двое суток без сна и пищи. И Вася весь в мыле.
— Ну, извините, «прокололись», — вздохнул Максим.
— Ничего себе у вас «прокольчики»! — язвительно прокомментировал Рогов.
— Ты, Макс, совсем нюх потерял. Ладно, этот… нравственник. Но ты-то должен соображать!
Теперь Виригин думал, что должен был, конечно, соображать. На основании слов одной бессмысленной потаскухи столько народу на уши поставили…
— И болонок потеряли… — Рогов словно бы продлил вслух Максову мысль.
— Не по мне там работа, — признался Виригин.
— Мало платят?
— С этим не обижают, — Виригин признался, сколько.
Рогов лишь присвистнул.
— Тогда что? — спросил Жора.
— Не могу я халдеем быть. Тошно, — вздохнул Максим.
— Какой у нас Максим Павлович разборчивый, — восхитился Рогов. — Адвокатом не нравится, в отеле не нравится…
— Капризный! — в тон добавил Любимов.
— Как барышня.
Помолчали.
— Тут вот что… — начал Любимов. — Раньше времени не хотел говорить… Сан Саныч о тебе спрашивал, не хочешь ли вернуться. Слышишь меня?
Максим отвернулся. У него зачесался глаз.
— Егорова обрадуйте, — сказал Максим.
— Правильно… — Любимов вытащил мобильный телефон.
— Жора, ты что? — испугался Рогов. — Я же собак не нашел. Хоть еще денек. Ему же ничего не угрожает. Пусть поживет у нее.
— Тогда сам говори, — Жора передал телефон Рогову.
Немножко злая шутка, конечно, оставлять Егорова в неведении. Но он ведь на работу выйдет — тут же двадцать новых инструктажей введет. Вот только если Василий Иванович и завтра собак не найдет — будет не до шуток.
В комнате совсем потемнело. Свет включать не хотелось. Или не было сил. Чай остыл давно. Егоров чувствовал себя… пусто как-то.
— Пауль, а давайте я вас с другими подругами познакомлю.
Ей тоже было пусто, и понимала она, что говорит немножко не то. Но что-то хотелось для Егорова сделать.
— Мне других не надо.
И тут же сильно разозлился внутренне на Любимова с Уваровым. Сколько они еще проверять своих источников будут?
А тут из-за них такая женщина страдает… Ну их… Дело ясное, можно завершать операцию. Он, как старший по званию, принимает такое решение.
Егоров раскрыл рот, чтобы не торопясь рассказать Наде историю. Спокойно, от начала до конца. Она умная — поймет. Сердиться не будет.
И тут зазвонил телефон. Егоров яростно нажал на кнопку приема.
— Хеллоу. Ху из ит? Я… Я…
Надежда все же решила включить свет. Зажгла уютный торшер у дивана. Силуэт стоящего у окна Егорова высветился — и Вася Рогов сразу увидел и узнал знакомую фигуру. Еще раз представил, как будет с ним объясняться… Нет, только не это. И выпалил как из автомата:
— Никита с источником встретился. Там серьезные люди. Все железно. Они опасны. Будьте
