— Куда?! — от удивления шеф охраны даже привстал. — В гости к принцам Триумвирата? Ты шутишь?! О чем с ними говорить?
— О том же, — человек остался невозмутимым. — Ты просто попросишь их одуматься, и они это сделают.
— Скорее они вздернут меня на ближайшем дереве!
— На Марсе деревья низкие, — человек усмехнулся. — Бояться нечего.
— Это… безумие, — Ермаков нехотя активировал ходовой пульт. — Марсиане настроены весьма решительно и… агрессивно. Они подняли бунт, несмотря на присутствие Преображенского, а ты хочешь, чтобы я убедил их сдаться, когда Великого Князя нет даже поблизости от Солнечной!Абсурд!
— Он скоро вернется, — уверенно заявил человек.
— Откуда ты знаешь?
— Он всегда возвращается. Такова его Судьба…
Ермакова туманное заверение человека не убедило. Он привык опираться на что-нибудь более весомое и обоснованное. Но шеф всё равно подчинился. Этот странный человек восточной наружности появился в его корабле буквально ниоткуда, и с того момента шеф охраны Седьмого литейного делал лишь то, что ему велел загадочный гость. Причем делал не через силу, а добровольно. Он почему-то верил этому невысокому, пухлому человечку. Наверное, потому, что первый же совет незнакомца дал ощутимые результаты. Ермаков «завербовал» Бородача и вызволил из Грацианского плена свою дочь. Уже за одно это Ермаков был благодарен гостю и готов выполнить любые поручения. Вербовка Вальтера оказалось следующим. А самым первым было шоу на Руре, где Совет Директоров «РУСТа» неожиданно воспылал лояльностью к гибнущему ОВК и принял решение начать тайную экономическую войну против Коалиции. И вот новое испытание, да еще какое! Марс! Сверхзадача — убедить пламенных революционеров, что они не правы. С ума сойти!
Договориться с марсианами казалось нереальным в кубе. А вообще-то, даже интересно. Попробовать добиться невозможного. Вдруг получится? А если и не получится, что терять? В конце концов, не вздернут же на самом деле.
Ермаков скомандовал «к Марсу» и нажал сенсор «старт». Корабль мгновенно рассчитал прыжок и начал разгон…
Глава 3
В темноте нет тепла жизни, в тишине нет звуков жизни, а в пустоте нет вообще ничего животворящего. Короче, тоска. Даже если знаешь, что вокруг не абсолютная пустота, а некое свернувшееся в змеиный клубок пространство, легче не становится. Ведь воспринимать его обычными органами чувств невозможно, а непосредственное восприятие для человека важнее теоретической убежденности. Пять измерений или восемьсот пять, в этой ситуации не имеет никакого значения. Их нельзя увидеть и пощупать, а потому для человека всё это пустой звук… Вот ведь придумали выражение… Пустой звук… Бессмыслица. Хотя, если прислушаться, пустота всё- таки звучит. Человек не дает ей стать абсолютной, пока он жив. Гудит, проталкиваясь по сосудам кровь, глухо стучит сердце, посвистывает, покидая легкие и снова их наполняя, воздух, шуршит одежда, в животе урчит, наконец.
Горохов почесал кончик носа. Из-за нервной дрожи царапнул переносицу и поморщился. Где-то рядом скрипнул кожей кресла Воротов. Преображенского Горох не слышал. Эрга тоже. Лейтенант нервно вдохнул. Воздуха было полно, и пока он оставался свежим, но Горохову уже начало грезиться, что он задыхается. Лейтенант потянул ворот.
— Без паники, — приказал Воротов.
— А что я? — пробормотал Горохов. — Я в порядке.
Меньше всего ему сейчас хотелось выглядеть паникером. Лейтенант представил, как техники, которые будут снимать данные навигатора, многозначительно ухмыльнутся, слушая записи переговоров экипажа. Хотя… какая разница? Всё равно каюк. Мертвые сраму не имут. И вообще никакое возвращение крейсеру не светит. Сгинет в этом лабиринте, даже черного ящика не останется… Тут же представилась новая сцена — сводка генштаба, крупные буквы первой строки: крейсер «Каллисто» пропал без вести. Экипаж представлен к наградам… посмертно… Тьфу ты! Какие награды?! Кто будет представлять? Преображенский-то здесь! И Воротов тоже. Сидит где-то в темноте и посмеивается.
— Я слышу. — Воротов и не думал насмехаться. — Сделай несколько глубоких вдохов и уши разотри.
— Чего?
— Уши.
— Зачем?
— Взбодришься. Народный способ такой.
— Да я бодрый, как динамо-машина! Неуютно просто. Первый раз в подлодке тону.
— Ничего, прорвемся. Раз шпангоуты стонать перестали, значит, шанс есть.
Лейтенант кивнул, и лишь потом сообразил, что его телодвижений всё равно никто не видит. Но Воротову ответа и не требовалось. Поддержав упавший боевой дух товарища, он снова замолчал. Не выдавал своего присутствия и князь.
— Ваша светлость… — Горохов замялся. — Извините, что отвлекаю. Вы здесь?
— Где же мне быть? — Преображенский ответил с некоторым запозданием, будто прежде чем ответить, закончил какое-то неотложное дело.
— Ну мало ли… я вот недавно по окрестностям полетал чуток.
— Я здесь. Целиком и полностью.
— А друг наш чистоэнергетический далеко?
— Ему сейчас не до болтовни. Он окутал корабль и сдерживает натиск хранителя.
