— Чего?!
— Неси быстро, сам все увидишь. И проверь, как там наш пленник.
— Ага. Только я что-то не пойму, — попытался вернуться к интересной теме хозяин, уже начав спускаться по лестнице.
— Быстрее, — подогнал его я. — А мы с тобой пока разберем крышу, — обратился я к Ефиму и показал на место в кровле точно напротив пластунов.
Ефим кивнул, и мы начали отдирать дранку. Когда мы аккуратно, чтобы не заметили лазутчики, вынули несколько дощечек, притаившуюся засаду стало видно по прямой линии.
Пока мы возились, вернулся Александр Егорыч с двумя тыквенными кувшинами. Вид у него был протестно-недоумевающий.
— Ты, никак, из них стрелять собираешься? — спросил он, бросая кувшины мне под ноги.
— Собираюсь. Что там наш пленник?
— А чего ему делается! Лежит, как спеленатый младенец!
— Владимир Иванович, — обратился я к штабс-капитану, у вас штуцеры заряжены?
— Зачем же заряжать оружие, пока у нас не готовы фортификационные сооружения? — живо откликнулся он — Это не по правилам!
— Нужно лазутчиков застрелить, чтобы они не разведали наши планы
— Где лазутчики? — заволновался бедный инвалид
— Вон там, прячутся в болоте — показал я в новую бойницу
Истомин подошел и долго глядел в щель. Потом, не говоря ни слова, взял в руки одно из двух ружей и начал его заряжать. Я, отложив на время тыквы, смотрел, как он это делает. Сначала Владимир Иванович, отмерив специальным стаканчиком порох, засыпал его в дуло, после чего утрамбовал шомполом пыж. Пуля для штуцера оказалась конической формы с двумя выпуклостями по бокам.
Он обвернул ее специальной лентой, нужной, чтобы при выстреле зря не расходовались пороховые газы, и, вложив ее в канал ствола так, чтобы шишечки попали в нарезы, забил ее шомполом.
Оснащение нарезного ружья оказалось таким же, что и гладкоствольного, за тем исключением, что пуля вставлялась в нарезы. Не дожидаясь, пока он зарядит и второй штуцер, я начал готовить «глушитель» — прорезал в дне тыквенного кувшина круглую дырку.
— Я им покажу, как шпионить, — решительно заявил штабс-капитан, направляясь с ружьем к прежней щели.
Я его остановил.
— Владимир Александрович, а вы сможете попасть в лазутчиков через кувшин?
— Зачем? — удивился он. — Я и так попаду.
— Нужно попасть не просто так, а вот с этого места, — я указал, откуда, — и еще выстрелить нужно через тыкву.
У Истомина от удивления округлились глаза. Он подозрительно посмотрел на меня, не смеюсь ли я над ним, потом догадался, что у меня не все дома.
— Тебе, голубчик, нужно в церковь сходить и поставить свечку Святой Параскеве Пятнице, она страждущим духом помогает.
— Непременно схожу, как только смогу. Так вы сможете, как я прошу выстрелить?
— Через кувшин? — уточнил штабс-капитан.
— Да, чтобы пуля пролетела через кувшин, — подтвердил я.
— С середины чердака?
— Именно!
— А зачем?
— Что бы наш неприятель выстрела не услышал.
— А почему он его не услышит? Это что, колдовство такое?
— Да, кувшины у Александра Егорыча заговоренные.
— Так бы сразу и сказал, а то я подумал, что у тебя в голове помутилось!
На том и порешили. Времени до встречи с магистром оставалось чуть меньше получаса, и можно было выстрелы подготовить. Мы с Ефимом сделали что-то вроде подставки под ружье, чтобы капитан мог стрелять с упора. Потом я обвязал оба кувшина веревками так, чтобы они висели на нужной высоте и не мешали Истомину целиться. Когда все было готово, он перекрестился и занял огневую позицию.
— Владимир Иванович, погодите стрелять! — в последний момент остановил я. — Если выстрел все-таки услышат, или один из лазутчиков увидит, что товарищ ранен, он ведь уйдет!
— Извини, голубчик, но одной пулей сразу в двоих я попасть не смогу.
— Давайте выстрелим одновременно!
— А ты что, умеешь стрелять? — удивленно спросил капитан,
— Если вы скажете, куда целиться, то с такого расстояния, думаю, что не промажу.
