— К конюшням, — ответил я, останавливаясь.
— Так они ж сгорели.
— Туда и зовут, — почти без надежды на успех сказал я.
— Ладно, пойду, — вздохнув, пообещал он и, не спеша, двинулся в нужную сторону.
Я с облегчением вздохнул и пошел рядом.
— Ты рыжего Ивана знаешь? — на всякий случай спросил я.
— Чаво? — почти сразу откликнулся он.
— Ивана рыжего знаешь?
— Какого Ивана?
— Рыжего! — начиная терять терпение, повторил я.
— Рыжего? — уточнил факельщик.
— Рыжего!
— Это Ивана-то? — когда мы уже подошли к конюшне, переспросил он.
— Где его найти? — коротко и конкретно, ни на что не надеясь, спросил я.
— Тама, — пальцем он показал на сарай, в котором вчера сидели освобожденные нами пленники. Подумал и спросил: — Светить-то где?
— Тама, — указал я.
— Ага, — неторопливо согласился он и сунул свою крепкую голову под ефимовскую дубину.
В свете его же факела я увидел, как на голову опустилось что-то темное, и послышался гулкий звук удара. Однако, мой приятель не только не упал, он даже не опустил факел.
— Эта чаво? — удивленно проговорил он, может быть, только чуть быстрее, чем обычно.
— Таво! — в тон ему ответил невидимый Ефим и ударил второй раз
Я бросился помочь затащить за остаток стены простертого на земле тугодума.
— Что так долго? — спросил кучер, затаптывая горящий на земле факел.
— Уговорить не мог, — торопливо проговорил я. — Быстро раздеваем и пошли искать Ивана. Он или охраняет тюрьму, или его самого посадили.
Больше времени на разговоры у нас не было. Мы стянули с неподвижного тела всю одежду, включая белье, связали факельщика по рукам и ногам его же ремнями.
— А если они развяжутся? — усомнился я, глядя на два пока неподвижных белеющих на черном фоне пожарища тела.
— Небось, голыми постыдятся бегать, — успокоил меня кучер. — Сейчас переоденемся или опосля?
— Опосля, — ответил я, окончательно замороченный постоянно слышимыми просторечиями. — Пошли скорее, у нас полный цейтнот.
— Ага, — согласился Ефим, — полней некуда.
Я не стал выяснять, что он имеет в виду и, прихватив свой узел с одеждой и погашенный факел, быстро пошел к арестантскому сараю. Здесь, на задворках имения, не было видно ни души. Кажется, наши противники так и не научились бдительности. Двери в сарай оказались запертыми изнутри.
— Что будем делать? — спросил я кучера.
— Постучи, — ответил он, — как откроют, коли выйдет не рыжий, то дам по кочану, и вся недолга.
— А если их там несколько человек?
— Тогда и ты кому-нибудь дашь по кочану.
В принципе, он был прав. Наше оружие было спрятано в кустах невдалеке от барского дома. Идти за ним, а тем более ходить вооруженными, было и некогда, и опасно. Оставался самый простой вариант, бить дубиной по голове всех, кто ни подвернется.
Я подошел вплотную к дверям и решительно постучал. Ефим встал сбоку у стены и приготовил свою дубину. Однако, никто на стук не откликнулся. Я еще несколько раз ударил в дверь, теперь уже ногой.
— Иду, иду, чего дверь ломишь, орясина, — закричали изнутри.
Кто стучит, почему-то не спросили. Стало слышно, как за дверью возятся с запорами.
— Давай быстрей открывай, — поторопил я. Около господского дома засновали в разные стороны факелы, кажется, там готовились к выходу гостей,
— Эхма, чего еще надо? — спросил, распахивая дверь, освещенный со спины человек.
— Тебя надо, — ответил я, отступая. Открывший был ниже и худее рыжего.
— Зачем? — спросил сторож, без опаски выходя наружу.
Я не стал ему отвечать, потому что Ефим успел ударить его по голове и, подхватив тело, отнести от входа. Внутри было тихо, и больше никто не интересовался незваными гостями. Я сделал знак кучеру, и мы вошли в сарай. Там, положив голову на столик, спал еще один охранник. На наш приход он никак не отреагировал. Судя по густому сивушному духу, сторожа неплохо приняли на грудь.
