— Рыжий, — закричал я в темноту, — Иван, ты здесь?
— Лексей Григорьич? — тотчас откликнулся знакомый голос, — ты как сюда попал? И Ефим с тобой?
Голос у «двойного агента» был вполне бодрый.
— Как ты? — спросил я.
— Сижу в колодках, ключи там, у дверей на гвоздике.
— Знаю, сейчас освобожу. Присматривай за этими, — имея в виду караульных, напомнил я кучеру по неискоренимой привычке любого начальника считать всех остальных клиническими идиотами. — Ты здесь один? — взяв ключи и фонарь, спросил я Ивана.
— Еще двоих недавно привели, — сообщил он, показывая, где отпирать колодки.
Заточили его сурово, в деревянные колодки, которые применялись в средние века — составные доски с отверстиями для шеи и запястий. Я уже встречался с такой конструкцией и без особого труда освободил перебежчика.
— Господа, господа, помогите! — послышался из другого угла дрожащий тенорок.
— Вы кто? — спросил я, направляясь на голос.
— Губернский секретарь Похмелкин.
Я дошел до угла, где у стены жался закованный в цепи субтильный человечек в оборванном вицмундире. Подобрав ключ, я освободил и его.
— Благодарю тебя, любезнейший, — сказал Похмелкин, растирая запястья.
— А кто третий? — крикнул я Ивану.
— Третьим буду я, — отозвался низким, спокойным голосом последний узник.
Я пошел на голос, а он, видимо, встал с пола, потому что послышался мелодичный звон цепей. Масляный фонарь выхватил из тьмы кусок бревенчатой стены и стоящего возле нее могучего сложения мужчину с разодранной в клочья одеждой Он вольно стоял безо всяких стенаний и просьб быстрее его освободить. Я начал возиться с его цепями.
— Скоро вы? — крикнул от входа Ефим.
— Сейчас иду, только раскую Емельяна Пугачева.
— Вот уж это точно, заковали как Пугача, — отреагировал на шутку здоровяк, демонстрируя этим, что не чужд знанием русской истории.
— Подержите фонарь, — попросил я, освободив ему руки.
Он взял фонарь и подсвечивал мне, покуда я не отомкнул ножные кандалы. После чего мы заспешили к выходу.
— Ну, как там? — спросил я Ефима, наблюдавшего за ситуацией во дворе.
— Суетятся, — кратко ответил он. — Нужно поспешать.
В это время пьяный караульный поднял голову и бессмысленными глазами уставился на освобожденных заключенных.
— Выпить есть? — требовательно спросил он у здоровяка, уже собравшегося применить против него грубую физическую силу.
— Нет, — ответил тот, разжимая кулак.
— А зря, — укоризненно сказал страж, вновь опуская голову на стол.
Мне некогда было наблюдать за жанровыми сценкам, я торопливо сдирал с себя крестьянские лохмотья под аккомпанемент причитаний губернского секретаря:
— Господа, но ведь с нами поступили совершенно незаконно. Я чиновник почтового департамента, и меня не смели арестовывать! Господа, вы будете свидетелями!
— Тихо, — оборвал я возбужденного чиновника. — Иван, нам нужны хорошие лошади и оружие. На дороге две засады. Надежда только на тебя.
— Это можно, — подумав, ответил рыжий, — навалимся кучей на конюхов и ускачем.
— Так не выйдет, вы должны будете ждать нас за воротами, нам еще нужно отбить женщин, иначе они погибнут.
— Господа, господа! — вмешался в разговор чиновник. — О каких женщинах вы говорите! Нужно немедленно отсюда убежать и заявить в полицию.
— Заткнись, болван, — не сдержавшись, рявкнул я. — Сможешь?
— Долго ждать? — спросил рыжий,
— Не знаю, думаю, что не очень. Ты уже был на таких ритуалах? — Я кивнул в сторону павильона.
— Был, только внутрь не пустили, там для доверенных.
— Они пойдут, — я хотел сказать процессией, но подумал, что он меня не поймет, и поменял слово, — толпой от дома до риги?
— Точно, — подтвердил он.
— Женщин тоже поведут из дома?
