— О службе забудь, как и о своем революционном прошлом. Мы теперь совсем в другом времени.
— Ты опять начинаешь меня пугать! — обиженно сказала Даша и, сколько позволяло место, отодвинулась от меня.
— Нет, не пугаю. А ты, что сама ничего не заметила?
— Что я должна была заметить?
— Мужики без конвоя, добровольно везут зерно на железнодорожную станцию, Степан хочет на этом заработать червонец.
— Ну и что тут такого? — удивленно спросила Даша.
— Сама подумай, кто за ваши совзнаковские десять рублей извозчиками стал бы работать?
Даша долго думала, потом опять ко мне прижалась. Тихо спросила:
— Ну и что, по-твоему, это значит?
— Только то, что мы с тобой уже не в двадцатом году.
— То есть, как это?!
— Ты говорила, что я не совсем похож на остальных твоих знакомых мужчин?
— Говорила, ты и правда ни на кого не похож.
— А знаешь, почему?
— Почему?
— Я не из вашего времени.
— Как это не из нашего, а какое оно еще бывает?
— Ну, я вроде как путешественник по времени. Я попал к вам из будущего.
— Ты шутишь? Разве такое возможно!
— Возможно, ты теперь тоже путешественница.
— Это что, как в «Машине времени» Герберта Уэллса?
— Я не читал, но, судя по названию, наверное, что-то в таком же роде.
— И где мы, по-твоему, теперь находимся? — ехидно спросила Даша. — В Америке или на Луне?
— Там, где и находились: в Троицком уезде, только не в двадцатом году.
— А в каком?
— Не знаю и не смог придумать, как спросить у крестьян.
— Давай я спрошу, чего проще! — предложила она и попыталась высунуть голову из-под брезента,
— Ты с ума сошла! — удержал я ее. — Они нас или выгонят как ненормальных, или сдадут в чеку. Хорошенькое дело, вышли из Чертового замка и не знают, какой теперь год! Ты бы сама что про таких подумала?
— Подожди, так ты это что, серьезно?!
— Серьезно. И не дергайся, пожалуйста. Ничего страшного не произошло.
Даша затихла и несколько минут лежала молча, потом опять повернулась ко мне лицом:
— А про червонцы я уже слышала. О том, чтобы их ввести в обращение, уже идет дискуссия! Сокольников доказывает, что без твердой валюты не поднять страну.
— Кто это такой?
— Ты, что с Луны свалился? Нарком финансов.
— Ладно, спи, — сердито сказал я, — утром все узнаем.
— Ну, смотри, если ты меня разыграл! — сказала Даша уже сонным голосом и затихла.
Проснулись мы, как только рассвело. Крестьяне спешили сегодня же добраться до железной дороги, от которой от Троицка было около тридцати верст. Начались спешные сборы, в которых и я принял посильное участие. Ордынцева не выспалась, была хмурой и подозрительно на меня поглядывала. Пока мужики запрягали лошадей, она стояла в сторонке, но как только обоз тронулся, не утерпела и спросила у Степана:
— Товарищ Степан, а вы политикой интересуетесь?
Тот удивленно посмотрел на нее и неопределенно пожал плечами:
— Нам это все без надобностей. Лишь бы по крестьянскому делу не мешали. А политикой пусть городские интересуются, если им больше заняться нечем.
— А кто у нас Продсовнаркома, знаете?
— Это как так Пред?
— Председатель совета народных комиссаров, — расшифровала она.
— Этого, знамо дело, знаю, мы не такие уж и темные, Рыков Алексей Иванович.
— Кто? — упавшим голосом переспросила она. — Рыков?
