— Сказала же, осади, — отрезала женщина, однако продолжала сидеть на крылечке рядом с мечником, давая тому надежду на благоприятный исход разговора.
— А я слышал, что Макошины стражницы обета хранить себя не дают. Выходит, врали?
— Ох ты хитрован, — засмеялась женщина, — то с одного бока подступишься, то с другого.
— Тебя как зовут? — спросил Клыч, глядя в спину удаляющимся от конюшни челядинам.
— Зови Малушей, коли охота есть.
— Так пойдем, что ли?
— Ну пойдем, — махнула рукой Малуша, — коли тебя так разбирает.
Клыч воровато огляделся по сторонам, но двор пустовал, и никому не было дела до его шашней с Макошиной стражницей. Разве что луна бесстыдно пялилась на задержавшуюся во дворе парочку. Именно от этого лунного догляда они и укрылись на сеновале.
Без колонтаря Малуша смотрелась самой обычной женщиной. А вот любила жарче других, хотя, возможно, Клычу это только показалось. В любом случае обнимала она крепче иных-прочих баб. От ее объятий у Клыча спирало дыхание. В силе была женка, что там говорить. Любились Малуша с Клычем всю ночь напролет, а на ноги подхватились лишь с первыми солнечными лучами. Если бабья богиня любит хотя бы чуть жарче, чем ее стражница Малуша, то даджану со священного ложа живым не уйти, решил Клыч.
Однако мечник ошибся. Боярин Драгутин как ни в чем не бывало стоял на крыльце и спокойно смотрел на появившихся из конюшни Клыча и Малушу. Надо полагать, боярин догадался, что ходили они на сеновал не по хозяйственной надобности, поскольку успел загородить обзор кудеснице Всемиле, выходившей на крыльцо в сопровождении Дарицы. Расторопство боярина позволило Малуше обрести равновесие и напустить на себя равнодушие как к миру вообще, так и к мечнику Клычу в частности. Клыч, разыгрывая усердие, принялся указывать на непорядок спускающимся с тына стражникам. Влах в ответ на выговор понимающе ухмылялся, а всем остальным не было до мечника никакого дела.
Клыч нет-нет да и косил глазами то на Малушу, то на кудесницу Всемилу. Обе смотрелись свежими, словно росой умытыми. Кудесница по меньшей мере лет десять сбросила с плеч на Макошином ложе и глядела на Драгутина глазами влюбленной молодки после первой брачной ночи. Из чего Клыч заключил, что кудесница к боярину неравнодушна.
— Проводишь кудесницу Всемилу до Макошина городца, — сказал мечнику спустившийся с крыльца Торуса, — а после завернешь на выселки, что у Поганого болота.
Клыч на слова боготура только вздохнул. Кудесницу он проводит, конечно, с радостью, а вот ехать на выселки ему не хотелось. Обидно ему было. Некоторым везет явно не по заслугам, как этому Данбору из рода Молчунов. Сынок хват из хватов, а сестричад и вовсе шатуненок. Этак они его вдвоем по самую макушку серебром и золотом забросают.
Кудесница Всемила ехала в окружении стражниц на белом коне, хотя в городец, насколько помнил Клыч, она приехала на гнедом. Хорош был белый жеребец — не женщине бы на таком ездить.
— Подарок боярина Драгутина, — завистливо вздохнул Садко. — Белые кони более всех любы Даджбогу.
— А ты откуда знаешь? — удивился Клыч.
— Я выходец из Кривицких земель, — пояснил Садко, — а среди наших родов немало таких, что Даджбога ставят выше Перуна и Велеса. И средь нашей старшины есть ближники Солнечного бога.
— Далеко тебя, однако, занесло от родных земель, — покачал головой Клыч.
— Я легкий, — усмехнулся Садко, — оттого и носит меня по миру. Не нажил я богатства за эти годы. Не у каждого же оборотни в родне.
— Ты меня уверял, что шатуненок сгорел, — сказал Клыч, сразу же определивший, в чей огород бросил камешек мечник.
— Собственными глазами видел, как он вспыхнул факелом, но ведь недаром же говорят, что нечистые в огне не горят и в воде не тонут. На месте Велесовых волхвов я не слишком бы верил Осташу. И братан у него сын оборотня, и сам он родился у Поганых болот, которые давно облюбовала нечистая сила.
— На месте волхвов нам с тобой точно не бывать, — усмехнулся Клыч.
А в отношении Поганых болот Садко, скорее всего, прав. О медвежьем капище, которое стоит на болоте, давно идет дурная молва. Надо бы присмотреться и к Данбору, и к его односельчанам. Выбрали место для жизни, ничего не скажешь! То ли их отцы совсем без голов были, то ли садились в тех местах не без умысла.
Глава 28
ВЫСЕЛКИ
Для Данбора нынешний год складывался не шибко удачно. Нельзя сказать, что жито погорело, но хорошего урожая ждать не приходилось. Да если бы только у Данбора была проруха, а то ведь и у соседей дела не заладились. У Жироха корова пала, у Тучи злые люди коня увели. Туча аж почернел от горя. В лесу тоже нынче уродило негусто, грибов и ягод было много меньше, чем в прошлом году. А это означало, что охота осенью и зимой вряд ли будет удачной. Во всех бедах сельчане винили Шатуна, столь не ко времени нагрянувшего на выселки. Оно конечно, ущерб вышел много менее, чем, скажем, двадцать лет назад, но все равно прореха есть прореха. Вслух Данбора никто вроде бы не винил, но косились недовольно. Как ни крути, а он с тем Шатуном был в родстве. И хоть вершилось все не по Данборовой воле, но тем не менее выбор Шатуна тоже вряд ли был случаен. Вечно недовольный Кисляй, глава многочисленного семейства, бросил в сердцах, что без Молчунов на выселках было бы спокойнее. За Данбора заступился Серок:
— Неурожай ныне ждут по всей округе. У нас на выселках колос больший налился, чем в других местах. У Жироха одна корова пала, а в Маховке полегла чуть не треть стада. А в Уклюйке на свиней напал мор. Вот и думай, благо для нас Шатун или зло. Все-таки если против соседей брать, то мы с вами живем богатенько. Забыли уже, когда у нас голод был.
— Пожалуй, лет двадцать голода не было, — задумчиво почесал затылок подпирающий стену кузницы Туча.
— Пожаров у нас тоже не было, — сказал Жирох.
— Типун тебе на язык, — буркнул Брыль и трижды сплюнул через левое плечо. — Нашел о чем поминать.
— Я это к тому, что зря мы ругаем Шатуна. За последние годы он нам ничего худого не сделал. А если что и случалось, то не по его вине. Говорят, что даже боги не над всем властны, что же спрашивать тогда с Хозяина. Собрались ныне выселковые старшины у кузницы, чтобы решить нелегкое дело. Требовалось заплатить за каганову и княжью заботу. И Велесовым волхвам тоже следовало послать малую толику. А еще лучше пожертвовать не только Велесу, но и Перуну и Даджбогу. Они, может, и смотрят часто мимо выселок, но обижать их не стоит, дабы не навлечь на себя божьего гнева.
— Разве что взять в долг у боготура Вузлева и расплатиться с хазарами, — предложил Туча. — А с волостным князем рассчитаемся уже по зиме.
— Это можно, — согласился с Тучей Брыль. — Князь Рогволд твердо обещал, что серебро отныне в долг будут давать без роста.
— У самого Рогволда в мошне кот наплакал, — покачал головой Жирох, — а берестянские купцы будут ссылаться на разорение и втайне требовать тот же рост.
— С Рогволдом можно рассчитаться натурой, — подсказал Серок. — Серебра ныне и на городском торгу негусто, где же смердам его брать?
— С волостным князем договориться можно, — поддержал кузнеца Данбор, — а вот с кагановыми приказными — вряд ли. Этим серебро вынь да положь. А не положишь, так они скота со двора уведут втрое против того серебра.
С Данбором согласились все, да и как не согласиться, если было такое уже не один раз. Спор зашел о том, с какого двора сколько взять. С Данбора определили взять гривну, против чего он не стал протестовать, хотя доля его оказалась немалой. С Кисляев положили взять три, но тут ор поднялся до небес. Кисляй от имени своих родовичей платить три гривны отказался наотрез, предложив разделить взносы не по дворам, а по родам.
Жироха предложение Кисляя возмутило:
