— У Кисляев на выселках пять жилищ, а у Молчунов одно. И числом вас впятеро больше, и земли вам выделили тоже впятеро против Данборовой, а платить вы, значит, будете поровну?
— Не вина Кисляев, что Данборовы отроки рыщут по свету, а не сидят на земле. Сельцо вскормило того же Осташа и того же Искара вскормило, а платы они теперь не вносят. А Кисляи теперь будут отдуваться перед хазарами и князьями!
Как ни крути, но и в словах Кисляя была своя правда. Раз отроки в отхожем промысле, то семья за них перед односельчанами в ответе.
— Две гривны за Осташа Данбор уже отдал, — напомнил Туча.
— Две гривны за Осташа мало, — возразил Кисляй, — а за Искара и вовсе ничего не дали Молчуны.
— А ты спроси те гривны с Шатуна, — ехидно посоветовал горлопану Туча.
Шатуна он, конечно, зря помянул, но ведь Кисляй пошел уже против всякого ряда.
— Сколько, по-твоему, я должен платить за отроков? — посмурнел лицом Данбор.
— Десять гривен за Осташа и десять за Искара, — отрезал Кисляй.
— Эк хватил! — возмутился Жирох. — Столько серебра за отходников сроду никто не платил.
— Так и хазары не брали прежде столько серебра, — напомнил Брыль. — Рогволд тоже, по слухам, увеличит сбор, и Великий князь Всеволод. Если мы все начнем своих отроков по чужим землям распускать, то разорят нас начисто поборами и землю уполовинят. Раз мы не способны платить в каганову и княжью казну, то на наше место найдут более тороватых и разворотливых.
От слов Брыля тоже не отмахнешься. За неуплату, случалось, отрезали и родовые земли, а уж о выселках и говорить нечего. А охотников прибрать к рукам окрестности найдется немало.
Спор о взносах длился бы и далее, но тут прибежал Брылев мальчонка и крикнул:
— Мечники у околицы.
Тут уж не до лая стало. Поначалу думали, что принесло кагановых сборщиков, но мальчонка утверждал, что это не хазары, а мечники. Жирох как староста выселок поднялся первым, остальные двинулись за ним. Мечники, судя по знакам на притороченных к седлам щитам, были боготурские. Ехали они без опаски, сбросив колонтари, не хотелось, видимо, париться в душную предвечернюю пору.
— Здравия вам, мужи, — громко произнес один из мечников. — Да хранят щуры и вас, и ваших домочадцев.
— Здравия и вам, добрые люди, — отозвался Жирох за всех односельцев. — Да хранит вас Стрибог на дальнем пути.
— Путь свой мы уже закончили, — улыбнулся мечник. — Дело у нас есть к Данбору из рода Молчунов.
Толпа вокруг мечников собралась изрядная, всем было любопытно, с чем пожаловали незваные гости, числом которых было пять. Нельзя сказать, чтобы чужие на выселках появлялись редко, но все-таки не настолько часто, чтобы не вызвать живой интерес.
Данбор выдвинулся из-за спин односельцев:
— Да пребудет с вами Велес-бог, мечники. Я тот, кого вы ищете.
— Мы дружинники боготура Торусы, — сказал Клыч, спешиваясь. — Посылка у нас к тебе, Данбор, от сестричада Искара.
При упоминании имени Искара по толпе пронесся удивленный гул. Многие полагали, что шатуненок пропал бесследно. А тут нате вам — посылки шлет своему дядьке, да еще через боготурских мечников.
Клыч передал Данбору вместительный кожаный мешочек. В мешочке что-то звякнуло, заставив насторожиться стоящего рядом Брыля.
— Никак серебро?
— Сто гривен, — охотно подтвердил мечник.
Все так и ахнули, а Кисляй от удивления даже уронил шапку. Данбор принял дар с достоинством и передал Жироху для счета. Староста серебро пересчитал и кивнул головой в подтверждение тому, что названная сумма дошла по назначению. После чего он отдал Клычу двадцатую часть в пять гривен в благодарность за труды, а остальное вручил Данбору.
— Коней ставьте ко мне под навесы, — сказал Данбор, — а стол женщины сейчас накроют.
Мечники, ведя коней в поводу, с охотой двинулись к Данборову подворью. Судя по всему, плата за труды, положенная Жирохом, их вполне устроила, и предстоящий отдых веселил сердца
— Вот вам и шатуненок! — выдохнул полной грудью Кисляй. — Засыплет теперь серебром Данбора. А вы мне еще твердили — десять гривен много!
Растерявшимся от чужой удачи мужам оставалось только чесать затылки да переглядываться. Сто гривен никто в селе не только в руках не держал, но прежде и в глаза не видел.
Вместе с мечниками Данбор пригласил в дом и старшин, которые чиниться не стали и дружно присели к столу. Жилище, надо сказать, у Данбора было немаленькое. Кроме самого Данбора жили, в нем три его младших брата с женами и детьми, которых гости пересчитывать не стали. И без того было видно, что под Данборовым кровом женщины плодят густо. Про Данборова отца старшины знали, что пал он в битве вместе с младшим братом, когда старшему его сыну не было еще семнадцати лет. А второго Данборова дядьку, Веско, заломал Шатун. Но Данбор не оплошал — сумел и младших братьев поднять, и изрядным жиром обрасти за эти годы. Молчуны и прежде не были самыми бедными на выселках, а ныне, после дара шатуненка, размахнутся пуще прежнего.
Расторопные женки уже накрыли на стол. Данбор разлил по чашам медовую брагу. Клыч, перед тем как осушить чарку, от лица всех гостей поклонился Данборовым щурам. Деды-прадеды Данбора хоть и не ходили в ганах и князьях, но все-таки не были последними ни на рати, ни в работе.
— А про Осташа вы ничего не слышали? — не утерпела Данборова жена. И хоть всунулась она в разговор не в ряд, судить ее никто не стал, все же болит по непутевому отроку материнское сердце. У Людмилы кроме Осташа еще четыре сына и две дочери, но Осташ первенец, а потому и смотрит она на Клыча с надеждой.
— Жив-здоров Осташ, — утешил женщину Клыч. — Ныне, по слову кудесника Сновида, он допущен к боготурским испытаниям, и если не дрогнет сердцем, то быть ему божьим ближником.
Женки, стоявшие вдоль стен, ахнули от удивления, а старшина едва не захлебнулась брагой. На что Данбор не человек, а кремень, но и тот застыл с открытым ртом.
— Может, ты про какого-то другого Осташа говоришь? — осторожно заметил младший Данборов брат Лытарь.
— Осташ сын Данборов, с выселок, что у Поганых болот, — пожал плечами Клыч. — Прежде он служил гану Горазду, а после перешел к боготуру Вузлеву. Князь Рогволд обещал отдать за него братову дочь Злату, если он станет боготуром. Я это слышал собственными ушами.
Вот удивил всех Торусов мечник так удивил! Данбор наконец обрел дар речи и предложил выпить за князя Всеволода, Верховного судью в Радимичских землях. Выпили, конечно, отчего же не выпить. Медовая брага не кость, в горле не застрянет. Кисляй, однако, закашлялся, ему медовая брага впрок не пошла. Зависть, видимо, перехватила горло. Судить Кисляя за эту зависть никто из старшин не стал, поскольку — ну как тут остаться равнодушным?
— А с Искаром что? — спросил Данбор.
— Даже и не скажу, — покачал головой Клыч. — Серебро он передал через Осташа, а сам бродит по лесам.
Данбор после этих слов мечника посмурнел лицом. Все знали, что к шатуненку он относился как к родному сыну. Да и прочие из старшин худого слова про Искара не сказали бы, кабы не Шатунова кровь в его жилах. А так не знаешь, что и думать. Вроде всем взял отрок — и разумен, и удал, а все равно не было в сельце к нему полной веры. Опасались и ждали, когда в нем взыграет дурная отцовская кровь. Впрочем, дурная ли? Многие из сидевших за Данборовым столом начали в этом сомневаться. Пока что от шатуненка выселкам только польза. Данбор без спора отдал из полученного от Искара дара двадцать гривен обществу, в качестве отступных за сына и сестричада. Этими деньгами можно теперь рассчитаться и с каганом, и с Великим князем Всеволодом, и с волостным князем Рогволдом, не растрясая при этом своей небогатой мошны.
— Хочу от всех выселок пожертвовать богу Велесу, — сказал Данбор Клычу. — Передай от меня пять
