Он поднял ее со стула, его руки обвили ее, его губы искали ее.
Он не знал Уилмингтона, он не знал, куда идти, он не знал, где они могли быть. И, не зная, куда идти, где искать, Мастерс ощутил отчаянье. Время было ловушкой, он попал во вращающиеся, перемалывающие жернова. Время старалось сломить его, он ничего не мог поделать с временем, он ничего не мог поделать с мерно двигающимися стрелками и сознанием того, что она была одна с ним. Станционные часы на стене зло усмехнулись ему. Когда он выходил с вокзала, он посмотрел на часы на руке — та же злая усмешка, мерное тиканье, стрелки вгрызаются в циферблат, сдирая минуты, неумолимо двигаясь вперед, а он не знает, куда идти.
Нужно идти в центр города, подумал он.
Нужно разработать какой-то план. Ты должен иметь план, или безжалостные колеса времени раздавят тебя. Но какой может быть план? Как остановить убийцу, когда даже не знаешь, где он? Большой отель, маленькая гостиница? Меблированные комнаты? Мотель на окраине города? Квартира приятеля где-нибудь в центре?
Где? Господи, где?
Он остановил прохожего и спросил, какие тут есть гостиницы, мотели и меблированные комнаты. Держа в уме список, он продолжал идти к центру города, думая: я возьму их, как только доберусь до них. Мне некогда беспокоиться о каком-то специальном распоряжении. Время — ловушка, но оно может оказаться и моим союзником, если я буду действовать правильно. Я буду обходить этот город улица за улицей и останавливаться у каждой гостиницы. И может быть, может быть…
Он ускорил шаг, рассекая ветер.
Джейн стояла в кольце его рук и вертела головой, избегая его губ.
— Нет, — сказала она. — Не могли бы мы… не могли бы мы вначале поговорить немного?
— Но, милая, у нас ведь не весь день в запасе. Нам нужно успеть на поезд в…
— Я знаю, но поговори со мной. Пожалуйста.
— Ладно, — сказал он, вздыхая. — О чем мы будем говорить?
— О твоей… твоей другой медсестре.
— О, господи.
— Она была из Норфолка?
— Да, она была из Норфолка, — ответил он устало.
— Я знала ее?
— Оставь, Джейн, — умоляюще произнес он. — Какой толк от этого?
Он взял ее за руку и потянул к стулу. Он резко сел, рывком усадив ее к себе на колени. Затем он наклонил ей голову, и его рот заставил ее замолчать, его губы жадно впивались в ее. Она пыталась отстраниться, но его хватка была крепкой, и она не могла пошевелиться в его объятиях. Теперь ее охватил настоящий страх, он стучал у нее в висках. Ей не надо было приезжать сюда. Сейчас она знала это. Это было неразумно. Этого нельзя было делать. Он мог… он мог…
Его рука упала к верхней пуговице ее блузки, ниже, еще ниже, она посмотрела и увидела, что три верхние пуговицы расстегнуты. Она видела темную ложбинку между грудями и его руку, медленно двигающуюся по блузке, от пуговицы к пуговице.
— Нет, — сказала она резко.
Он удивленно посмотрел на нее.
— Я… я сделаю это сама, — добавила она торопливо.
Он улыбнулся и выпустил ее.
— Хорошо, — сказал он.
Она встала с его колен и прошла через комнату к столу, уставленному пустыми тарелками и бокалами, с лежащими между ними грязными ножами и вилками.
Сколько пуговиц на этой блузке? Сколько времени это у меня займет? Господи, а что я буду делать потом?
— Блондинка, — сказал Мастерс. — Хорошенькая блондинка. С мужчиной.
Человек с тенями под глазами с любопытством его изучал.
— Вы меня слышите? — спросил Мастерс, повышая голос.
— Я вас слышу, — ответил человек с тенями под глазами.
— Они остановились у вас?
— Хм-м.
— Да? — с нетерпением переспросил Мастерс.
— Я этого не говорил, молодой человек. Просто пытаюсь вспомнить.
— Да или нет? Господи, ответьте наконец!
Человек высморкался, аккуратно сложил платок, положил в задний карман брюк, прокашлялся.
— Нет, — сказал он. — Не помню. Если вам нужна комната, я мог бы…
Мастерс отвернулся и вышел через тесный вестибюль на крыльцо, спустился на тротуар. Вяз, растущий перед маленькой гостиницей, отбрасывал длинную тень на мостовую. Мастерс бессознательно посмотрел на солнце и увидел, что оно клонится к горизонту.
Скоро темнота, подумал он. Ночь.
Он посмотрел по сторонам.
Куда сейчас?
В конце улицы он увидел маленькую качающуюся табличку 'Меблированные комнаты'.
Он быстро пошел туда, его тень неслась перед ним, шаги стремительно меряли бетон под ногами.
Сколько их уже было? Женщина с бородавкой, затем этот накрахмаленный клерк с гвоздикой, старик, читающий газету и не желающий говорить о деле, пока на получит свое, хорошенькая брюнетка в черном (недавно овдовела?), а сейчас еще этот, с землистым лицом и синяками вокруг глаз. Сколько их уже было, и сколько мне еще надо обойти, прежде чем я найду их.
Дайте мне радар! Дайте мне сейчас радар, который может проникнуть сквозь эти проклятые стены и увидеть, что он делает с ней и где!
'Меблированные комнаты'. Мастерс быстро поднялся по ступенькам.
Ее руки дрожали, расстегивая пуговицы на блузке. Он наблюдал за ней из другого конца комнаты.
— Я знала эту медсестру? — еще раз спросила она.
— Ты такая красивая, Джейн, — прошептал он.
Она расстегнула блузку, та распахнулась, обнажив нейлон комбинации. Она почувствовала себя совершенно голой, его пылающий взгляд шарил по ее телу.
— Почему ты ее не снимешь? — Он был нетерпелив.
Она поколебалась, он слегка пошевелился, будто собирался встать со стула, чтобы помочь ей. Она выскользнула из блузки, сложила ее, делая это нарочито медленно, и перевесила через спинку стула.
— Я… я знала ее? — спросила она снова. Ответь мне, умоляла она про себя, пожалуйста, пожалуйста, ответь мне.
— Юбка, — сказал он мягко. — Мне помочь?
— Нет, нет, я сама.
Юбка. Одна пуговица и короткая молния. Только пуговица и молния. О, господи…
Ее рука потянулась к пуговице, она почувствовала, что та расстегнулась, молния скользнула вниз, почти без ее помощи, и юбка скатилась с бедер, как живая. Она почувствовала легкий электрический разряд, когда шерсть терлась о нейлон комбинации, а затем юбка упала к ногам. Она быстро перешагнула через нее, и в тот же миг он встал со стула.
Она стояла в одной комбинации и следила за его приближением, помня о лампе в углу, понимая, что лампа ярко просвечивала через прозрачный нейлон, понимая, что она стоит, как будто совершенно голая. Она видела его глаза, горящие от возбуждения. И затем, словно не было другой защиты от его взгляда и его приближения, она закричала: