— Постель меня тоже согреет, а в баре я уже была.
— Вы отказываетесь от вечерней порции с последним из Ринфилдов?
— Никогда! — она рассмеялась и взяла его под руку. — Ведите!
В буфете — это заведение вряд ли можно было назвать баром — стояли глубокие зеленые кожаные кресла, бронзовые столы. Тут же находились очень незаметный официант и отличное бренди. Мария заказала одну порцию, Генри три, и, приканчивая третью порцию, он, потеряв голову от алкоголя, начал форсировать события, устремив в ее глаза свой тоскующий и жаждущий взгляд.
Он взял ее руку в свою и затосковал еще больше.
Мария взглянула на его руку.
— Это несправедливо, — заметила она. — Правила диктуют женщинам носить обручальные кольца, если они помолвлены, и свадебные, если она замужем. Мужчин это не касается, и я полагаю, что это неправильно.
— Я тоже так думаю.
Если бы она сказала, что он должен носить колокольчик на шее, он бы и с этим согласился.
— Тогда где же ваше?
— Что?
— Ваше обручальное кольцо? Иви свое носит. Ваша невеста, зеленоглазая. Вы ее помните?
Хмель мгновенно выветрился у него из головы.
— Как вы про это узнали?
— Вы забыли, что я провожу по несколько часов в день с вашим дядей? У него нет своих детей, поэтому предметом его гордости и радости являются его племянники, — она взяла свою сумочку и поднялась. — Спасибо за бренди.
Спокойной ночи. Надеюсь, что во сне вы увидите свою невесту.
Генри грустно посмотрел ей вслед.
Мария пробыла в постели не более пяти минут, как в дверь ее каюты постучали.
— Входите, не заперто, — сказала она.
Вошел Бруно и прикрыл за собой дверь.
— Надо запирать. Учитывая мой характер, и то, что вокруг ходит Генри.
— Генри?
— Его видели заказывающим двойную порцию. Вид у него как у Ромео, обнаружившего, что он исполнял серенады возле чужого балкона. Чудесная каюта.
— Вы пришли сюда для этого?
— Вам дали эту каюту?
— Забавный вопрос. Но для ясности. Стюард, очень чудесный человек, предложил мне семь или восемь кают на выбор. Я выбрала именно эту.
— Понравилась обстановка, да?
— Зачем вы пришли, Бруно?
— Думаю, чтобы пожелать спокойной ночи, — он присел рядом с ней и притянул ее к себе. — И извиниться за свое поведение в ресторане. Я объясню вам все позже, когда будем возвращаться домой. О'кей?
Он резко поднялся, открыл дверь и приказал:
— Запритесь!
Дверь за ним закрылась. Мария глядела ему вслед с глазами, полными изумления.
«Карпентарий» был большим судном, водоизмещение примерно в тридцать тысяч тонн, построенным первоначально как рудовоз, но имеющим возможность в кратчайший срок быть переоборудованным в контейнеровоз. Оно также имело возможность перевозить до двухсот пассажиров, хотя на трансатлантических линиях это было затруднительно. В данный момент два его трюма были отведены под двадцать цирковых вагончиков, остальные вагоны ожидали на пристани своей очереди. А она скоро должна была наступить. Платформы были тщательно закреплены на защищенном от дождя баке. В Италии их встретит достаточное количество пустых вагонов и мощный локомотив, чтобы перевезти через горы Центральной Европы.
На следующий день к шести вечера «Карпентарий», уверенно преодолевая дождь и тяжелую зыбь — он был отцентрирован, чтобы свести к минимуму качку — уже находился в семи часах ходу от Нью-Йорка.
Когда постучали в дверь, и в каюту, одну из самых роскошных на судне, вошел одетый в униформу стюард, Бруно поднялся с дивана. К его удивлению, в руках у стюарда находился толстый черный портфель.
— Добрый вечер, сэр. Вы ждали меня?
— Кое-кого я ждал. Возможно и вас.
— Благодарю, сэр. Можно начинать? — он запер за собой дверь, повернулся к Бруно и раскрыл портфель. — Бумажная работа для современного стюарда бесконечно надоедлива, — печально сказал он.
Из раскрытого портфеля он достал плоскую прямоугольную коробку, щедро усеянную приборами и кнопками. Выдвинув из нее антенну, он принялся медленно проверять каюту. Минут через десять он закончил и уложил все в портфель.
— Чисто, — произнес он. — Я в этом уверен. Почти...
Бруно взглянул на портфель и заметил:
— В этих штуках я ничего не понимаю, полагаю, что они надежны.
— Так оно и есть, особенно на сухом месте. Но на корабле так много железа, корпус является проводником, кабели питания создают магнитное поле — в этих условиях можно и ошибиться. И я могу, и мой электронный друг тоже, — он схватился рукой за стойку, так как судно неожиданно накренилось. — Похоже, нам предстоит скверная ночка. Не удивлюсь, если этим вечером на корабле окажется несколько вывихнутых ног и живописных синяков. Знаете, в первые сутки у людей не успевает выработаться нужная походка.
Бруно не мог понять, видел ли он на самом деле, как стюард подмигнул ему или это просто игра воображения. Он не был в курсе взаимоотношений стюарда с Харпером. Бруно произнес ничего не значащую реплику, стюард вежливо откланялся и вышел.
Ровно в шесть тридцать Бруно уже находился в коридоре, по счастью, практически пустом. Он как можно удобнее расположился на палубе и принялся ждать. Через мять минут, когда он стал ощущать, что правую ногу стала сводить судорога, появились двое стюардов и спасли его от ненужных мучений. Они сочувственно помогли ему подняться, довели его до гостиной и уложили на диван.
— Полежите минутку, — произнес один из них на сильнейшем кокни. — Я мигом приведу доктора Беренсона.
Бруно, да очевидно и Харперу, не приходило в голову, что на судне обязательно должен находиться свой врач.
— Не могли бы вы позвать нашего циркового доктора? Его зовут доктор Харпер.
— Я знаю, где его каюта. Один момент, сэр.
Харпер, вероятно, уже ждал в своей каюте с саквояжем в руке, так как уже через тридцать секунд явился в каюту Бруно. Как только стюарды вышли, он запер дверь и уселся, чтобы обработать лодыжку Бруно с помощью мази и бинта.
— Мистер Картер, эконом, прибыл вовремя? — осведомился он.
— Да.
Харпер прекратил свои манипуляции и осмотрелся.
— Чисто?
— А вы ожидали другого?
— Не исключал.
Харпер полюбовался на свою работу, затем он принес маленький столик, залез во внутренний карман пиджака и вытащил оттуда два чертежа. Разгладив их, он положил рядом с ними несколько фотографий, после чего слегка стукнул по одному из чертежей.
