- Хайнц, а ты что, бросил её, когда я пришла?
- В каком смысле бросил?
- В смысле, что ты с нею спал, а когда я пришла - перестал.
- Да ну, глупости. Ничего серьёзного не было. Выходили несколько раз. Если она хотела, заходили к ней.
- Она хотела или ты? Ты что, её каждый раз спрашивал?
- Я никогда не спрашивал, просто иногда заходил. Ну конечно, когда я хотел...
- И часто ты хотел?
- Не знаю. Что ты напала? Раза четыре. За три месяца. Малыш, перестань.
- Такая у тебя была скромная потенция!
- Вредный Рыжий, придушу сейчас!
- Ты даже не считаешь, что бросил её. Как это по-мужски!
- Я - мужчина, это большая новость? - Он начал раздеваться. - Доказательства последуют незамедлительно.
- Она - женщина... - начала Лора.
- Вот это ты преувеличиваешь!
- Бедная Анке!
- Что ты хочешь? Чтобы я к ней вернулся?
- Замолчи, я убью тебя!
Они любили друг друга долго. Потом она медленно гладила его по лицу.
- Синие. Даже не голубые. Синие-синие. У тебя такой редкий цвет глаз. Как я в первый раз не заметила! Ты щурился; наверное, поэтому. От выражения зависит. Странно. А имя у табя такое нежное, как будто сосулькой легонько ударили по стеклу, и звенит на конце: Хайнц.
Он прижал Лору к себе и почувствовал её губы между ключиц. А потом - на сгибе руки и до самой ладони.
- Я обожаю твои руки. С ума схожу. Я ревную, когда ты ходишь в рубашке с коротким рукавом. Ты как голый. Все женщины смотрят на них. Как я бы ходила с открытой грудью. Неприлично.
- Никогда не замечал, чтобы кто-нибудь обращал внимание.
- Тогда они ничего не понимают. Фригидные дуры.
- Я так рад!
- Этому?
- Нет. Что у меня такие глаза. И руки. Что я красивый.
- Ты ещё очень скромный!
- Правда, Малыш, - тихо и задумчиво продолжил он. - Подумай: ведь это могло быть не так. Я мог быть толстым, уродливым. Я любил бы тебя точно так же. До смерти. И у меня не было бы никаких шансов! - Он чуть не добавил: 'Бедный Джино!'
К концу сентября его отношения с Джино наладились. Любовь не разъёдинила, а, напротив, объединила их общей тайной. Такой ли уж тайной?
17
В воскресенье вечером они пошли в кино. На Cust Away в 'Синемакс'. А днем была хорошая погода, и Лора хотела пойти погулять на Бланкенезе. Это место на Эльбе она любила больше всего в Гамбурге, даже больше, чем Альстер. К тому же сейчас там было полно ежевики. Кусты с огромными и необычайно сладкими - из-за тёплой, солнечной осени - ягодами тянулись далеко вдоль реки.
- Поедем к ежевике?
- О, Малыш, не лишай! Сегодня гонка. И вчера квалификацию взял Микки. Неужели он не выиграет этот сезон?
- А ты что, не за Шумахера болеешь?
- Как тебе сказать. Во-первых, я люблю драматизм. Когда всё решается задолго до конца сезона - неинтересно. И для рекламы это плохо. А болею... Микки симпатичен мне, но болею я всё равно за Шумми. Да. Конечно. Но это не выбираешь!
- Боление я не понимаю. Какое-то добровольное помешательство. Массовое. В мире столько проблем: смерть, голод, там бездомных детей отстреливают, как собак. Помнишь эту статью? Сочувствие есть, я не хочу сказать. Но вдруг футбол, гонка - и всё забыто. Ведь ни англичане, ни немцы по другим поводам не проявляют чувства так открыто.
- Ты слишком строго судишь. Не может же быть, чтобы миллионы людей во всём мире были идиотами. Просто из общих соображений.
- Так что это за феномен?
- Спорт - драма. Заметь, не трагедия, но очень хорошая драма, происходящая в реальном масштабе времени. Всё - чистая правда и происходит сейчас. Это очень сильно, но не опасно. Я уже думал об этом раньше. Опасности нет, можно расслабиться и не стыдиться проявлять свои эмоции на стадионе. Ты же не зря упомянула немцев и англичан. Среди нас-то менее всего принято выражать свои чувства открыто. Но стресс нужно снимать. Это как американское кино.
- Ты скажи ещё, что там всё правда! Эти Happy ends! - Она сморщилась.
- Тут немного другое. Голливудское кино доставляет чисто физиологическое удовольствие. Как хорошая еда. А что касается Happy ends - ты же не пойдёшь в ресторан, заранее зная, что ничем хорошим это не кончится. Потом придётся всё отдать назад.
Она расхохоталась:
- Очень образно.
- Но это так. Закон жанра. Не нужно требовать то, что жанру не принадлежит. Мы все знаем, что идём смотреть. Action - это же цирк. Профессионализм. Когда добротно сделано. Но это больше, чем цирк. Эмоция заражает. Ты отождествляешь себя с героем. Переживаешь с ним, прорываешься. Чистая физиология. Опасности реалистичны! Но они почти как живые. Почти! Я знаю заранее, что всё кончится хорошо. Мне не нужен лишний стресс. Его мне в жизни достаточно. Нам всем. Всем этим миллионам. Здесь я хочу победить. И мне это потом поможет в жизни. Оптимизм этих фильмов, которые снобы называют кичем, помогает нам жить. Мне ещё в кино плакать не хватало! За свои собственные деньги. Малыш, никогда не принимай простых людей за идиотов. Это очень вредно для бизнеса. Как директор по маркетингу тебе говорю.
- Гимн голливудскому кино. Никогда не слышала. Интересно, я подумаю об этом. Тогда пойдём в кино.
Хайнц не раздумывал долго. Тут же позвонил в 'Синемакс' и заказал билеты.
Тема, однако, себя не исчерпала.
- Ты говоришь с таким напором, Хайнц, что я сразу даже не нахожу, что ответить. Но я не совсем с тобой согласна. Особенно по поводу 'плакать за свои деньги'. Тогда получается, что настоящей жизни, трагедии нет места в кино.
- Конечно, я утрирую. Излагаю в доступной форме.
- Бессовестный! Потом ещё не доволен суфражистками.
- Но если серьёзно, таланту всюду есть место. В любом жанре. Только законы жанра надо соблюдать. Таланты это могут. Всё просто, - он увидел, что она хочет ответить, но перебил: - Малыш, есть вещи, которые я не переношу в кино. Отсутствие темпа. Это не живые картины, это - другой вид искусства. Извини, но ваш, русский кинематограф заражен этим больше, чем другие. Меня тягучесть раздражает. Как камень в ботинке. Я не могу реагировать на пейзажи, когда у меня в ботинке камень.
- Такой кинематограф просто не соответствует твоему темпераменту.
- Ах, оставь. Я не южанин. Я очень сдержан в отношениях с людьми. Ты - другое дело. С тобою я сам себя не узнаю. Знаешь, ты изменила меня. Нет. Не возражай. Я никогда себя так не вёл с женщиной. И не
