– Чертовы подлюги! – горячился старик. – Всегда у них так. Киномеханик упьется – не дают кино. Света нет – опять же. Пошли, Федя, быка глядеть.
– Какого быка? – осматривал Федор толпящихся у клуба девчат.
Вокруг председателя собралась кучка колхозников.
– Напишем куда надо, напишем, – отвечал он им. – Докладную напишем, с печатью пошлем. Мы законы ихние знаем и свое не уступим. Ни на грамм! Это же государственное преступление, когда хлебному народу кино не показывают. Я напишу, я им дам всем! Мы законы знаем. Я скажу: или – или!
Старик семенил рядом с Федором. В его походке, в том, как он держался сейчас, было что-то молодое, сильное, и оно как-то не вязалось с его худенькой, высокой, совсем старческой фигуркой.
– Дядя Гриша? – спросил спешащий паренек. – Дядь Гриша, вы на бугая?
Старик не ответил, а только чуть улыбнулся и кивнул Федору на паренька.
– И мы на бугая, – сказал паренек и побежал.
– Что это за бык? – поинтересовался Федор.
– Бык, эге, это бык! Его привезли со скотозавода. Тут недалече есть такой. У нас есть Спутник, но он так, сморчок, а этот не такой. И Балет наш не такой.
– Конечно, этот лучше, я думаю, – серьезно ответил Федор.
У летнего загона толпились мужики и студенты, приехавшие на уборку.
Сбившись на одну сторону загона, стояли коровы, а на другой стороне в одиночку стоял огромный дымчатый бык. На дразнивших его мужиков он не обращал ни малейшего внимания. Сердитый и сосредоточенный, он, казалось, обдумывал что-то и готовился к чему-то ответственному. Эта сосредоточенность и серьезность пугали коров.
Когда Федор со стариком подошли к загону, бык неожиданно вздрогнул, шумно, так, что заходило кольцо в носу, потянул воздух и повернулся к Федору; по его огромному телу прошлась судорога, и он, приподняв тяжелые веки с красных, свирепых глаз, глянул на Федора и еще раз шумно втянул в себя воздух.
– Рубашка, – сказал кто-то. – Красная рубашка!
И вдруг бык неторопко затрусил к коровам; что-то в нем шумно хлюпало, будто по крайней мере в огромной бочке заплескалась вода. От него, как от огня, шарахнулись прочь коровы.
Федор и старик направились домой. В переулке встретили председателя и бухгалтера, о чем-то шумно спорящих.
– Федор! – позвал председатель. – Подь сюда! Федор, скажи нам. Только, ответственное дело, честно, прямо в глаза: кто старше, Цезарь или Петр Первый, русский царь? Вот он, – засмеялся председатель, указывая на бухгалтера, – говорит, что, если по возрастной линии, – Цезарь. Говори, только честно.
– А чего, – отвечал Федор, – не знаю. Кажется, Цезарь.
– Цезарем назовем бугая, – сказал бухгалтер.
– Подвел ты меня, подвел! – отчаялся председатель. – Ладно, скажи, Цезарь английский был король или Гамлет английский?
– Не знаю, – ответил Федор.
– И я не знаю, – сказал старик, кашляя.
– Цезарь из Рима! – возмутился бухгалтер. – Пора знать! Мы же кино вместе смотрели! Гамлет – это принц Датский…
– Ты мне не выкай, – ответил на это председатель. – Я тебе не тешша. Тешше выкай, может, курочку сварит, хотя у тебя нет тешши. А в Риме Цезаря не было. Я тебе говорю. Откуда там Цезарь, скажи на милость? Глупостев мне не говори!
– В таком случае, – тихо проговорил бухгалтер, – я в следующей лекции скажу об этом.
Бухгалтер повернулся и, прихрамывая, направился домой.
– Пятьдесят пять лет живу, а такого человека не встречал, – покачал головой, председатель. – Грамотный, честный, редкостный человек, но такой дурной, каких свет не видывал. Я дурак, а он еще дурнее меня. Цезарь, оно вроде звучит так, знаешь, благородно, будто барина имя, а Петр – это все же русское имя. Петр, Петя – это ведь смотри как хорошо. Он хочет, чтобы бугай сменил имя, пусть станет Цезарем.
Вокруг посерел совсем воздух, расплылись, потеряли очертания избы.
– Благодать какая, – сказал председатель. – Такая красотища, а ты в доме если спишь, грех ведь. Так говорю?
– Конечно, – согласился Федор.
– И все-таки тебе пятьдесят один, хоть ты давеча сказал, что пятьдесят пять, – сказал старик и попятился. Прямо из-за забора на них выплыл колхозный бугай, не тот, который был в загоне, но все равно большой и свирепый.
Заметив мужиков, бугай остановился, ковырнул мокрую землю копытом, мотнул головой, будто говоря: уходите прочь!
– Цыц! – крикнул на него председатель, повернулся и побежал. – Кто выпустил его? – закричал он. – Я тому покажу! Кто выпустил Балета?
Старик схватил Федора за руку и потащил назад.
– Идем, Федя, у тебя рубашка красная, – заговорил шепотом старик; Федор почувствовал, как задрожала рука у старика. – Федя, идем, он дурной, он затоптал мальчугана, Петю Коляева. Идем.
Федор стоял и глядел на рассвирепевшего бугая. Он взревывал, ковырял землю, но с места не сходил. Может быть, его смущал рост человека, возможно, он все больше и больше закипал злостью и ждал, когда злость окончательно переполнит его. Как бы то ни было, но стоило только Федору, уступая просьбе старика, сделать шаг назад, бугай бросился. Федор увидел, как неожиданно метнулся вперед старик и отлетел в сторону, отброшенный сильным, безотказным ударом. Он не сообразил даже, в чем дело, как прямо под собой увидел короткие толстые рога и здоровенную, широкую холку со вздыбленной шерстью. Федор не успел бы даже отскочить, и машинально ухватился за рога. Ухватился и чуть не опрокинулся, изо всех сил нажал к земле, выворачивая бугаю голову. Даже вскрикнул от злости и прижал голову к земле, заставляя быка стать на колени.
«Еще немного, – думал он, – и бугай ослабнет». Но бугай, казалось, набирался сил, а Федор слабел, немели, наливаясь тяжестью, руки. Он вспотел, вспотели и руки, и рога выскальзывали из потных рук. Бугай встал на передние ноги, попятился, а потом кинулся вперед, и Федор, выпустив рога, отскочил в сторону. Но злость на бугая взяла свое, и он шагнул к нему. Бугай, видимо, не ожидал этого, повернулся и затрусил за ветлы.
Старик охал и стонал, а когда Федор наклонился над ним, обхватил его голову, тот заплакал.
– Ну-ну, чего ты? – говорил Федор. – Конечно, непонятно, как ты оказался впереди меня?
В избе под желтым абажуром ярко горела электролампочка, резкие, косые тени прочертили пол, белые бока печи; вокруг царила глубокая, осязаемая тишина. Федору от слов старика, от этой тишины стало необыкновенно хорошо.
Послышался шум проезжавшей машины. Машина остановилась. Это был председательский «бобик». Из него выскочил председатель и быстро заторопился к избе. Вот он вбежал в калитку. И не успел сделать несколько шагов, как вдруг взмахнул руками и полетел на землю. Федор выскочил во двор.
– Что, кто такой? – закричал председатель. – В чем дело?
Он лежал, не поднимаясь, и осыпал руганью стоящего рядом козла.
– Кто ты такой? – спрашивал козла председатель. – Какое ты имеешь право нападать на меня? Да я тебя, знаешь, что я тебе сделаю? Я тебя туда отправлю, где Макар телят не пас! Ты ударил председателя!
Увидев Федора, козел бросился прочь.
– Черт! Он меня уже десятый раз сбивает. Не любит председателей. Ну да мы дадим ему еще погоды. Как дела? Все в порядке?
– Конечно, в порядке, пред. Старика малость того, оказывается, задел все-таки. А так мы ничего. Старика жаль. Он сам, понимаешь, пред, такой…
– Он такой, такой, – перебил председатель. – Я его, поверь мне, шестьдесят лет любезно знаю. Ну, может, там вру лет на десять, но все одно. Это не старик, это просто дурак. Но какой дурак, дай бог всем
