Максим Владимирович Моторный
Вспять
Золотоволосой из Александрии.
Nobody else but you,
Just no one like you.
Backstreet boys.
– 1 -
Анна сидела в кресле напротив меня – длинноногая, золотоволосая, изящная, чуточку дикая, но до боли желанная. Я сгорал в лучах её ясных голубых глаз дотла, до мельчайшего кусочка шелухи пепла. Я хотел броситься на колени перед ней, целовать её руки, её красивые белые пальцы с накрашенными ноготками. Мне внезапно захотелось очутиться с ней на Пике Эллады, когда бриз с моря несёт прохладу побережью, чтобы ветер щекотал меня шелковистыми прядями её ухоженных волос.
– Что у тебя было с Дмитрием? – спросил я.
Она молчала и улыбалась краешками чётко очерченных алых губ, той своей единственной в мире улыбкой, которая свела нас вместе. Я неожиданно вспомнил тот вечер, словно туман, на нём яркие красочные картинки: я вышел на сцену и взял микрофон в руки, и в трёхтысячной толпе, среди мельканья лиц, я увидел её улыбку. И исчез зал, пропали люди, растаяла сцена – был лишь один я и она, и для неё был тот вечер, лишь для неё одной.
– Почему ты позвала меня? – вновь спросил я.
Она нахмурилась, и её улыбка пропала. Часть моей души кричала: 'Идиот, что же ты наделал?!', вторая философски стояла в позе, вопрошая: 'Что же будет дальше?'. Анна легко поднялась с кресла, подошла и села ко мне на колени, обняв правой рукой мою шею. Её тело обжигало, как кипящий металл. Кровь пунцовым жаром прилила к моему лицу. Пульс звонко стучал в висках. Я положил одну руку ей на талию, а мизинцем второй поправил локон на её лбу и провёл тыльной частью ладони по её щеке.
– Чего ты ждёшь? – спросила меня Анна.
Так вспыхивает бензин, в который кидают спичку. Страсть пожрала меня. Прижимаясь к Анне губами, я лихорадочно стягивал с неё одежду. В голове стоял сладкий щемящий звон.
– Я с ума от тебя схожу, – хрипло прошептал я и жадно охватил губами её губы, а затем бархатную кожу, тонко пахнущую какими-то дорогими духами кожу её шеи.
Её пальцы скользнули по моим плечам, кистям рук, мышцам живота и устремились ниже.
Багряные лучи солнца светили нам в окно, озаряя наши слившиеся в буйном экстазе тела. Из щели приоткрытой форточки сочился запах мокрого снега, и слышались крики дворовой ребятни.
– 2 -
Я влетел, как вихрь, домой и с треском захлопнул дверь. Взмахом я швырнул сумку об стену и смахнул книги со стола на пол. Затем я в ярости стал пинать их, пока, наконец, не уткнулся носом в сложенные руки, упав на колени перед диваном. На глаза наворачивались слёзы. Они текли тоненькими солёными холодными струйками по щекам и вдруг нахлынули водопадом. Затем они перестали, а в горле першило от горя, в голове стоял непрекращающийся высокий звон. Анна снова выплыла передо мной в объятьях Дмитрия, землетрясением зазвучал её беззаботный смех. Я взвыл от ужаса. Зачем была эта глупость в тот вечер… или жестокость?! Это так больно и обидно, что слова в растерянности разбегались, будучи не в силах описать это. Когда, казалось, столь близкий тебе человек так подло, так настырно, так хамски гадит тебе в душу. И где-то в горле встал тухлый пузырь обиды, до тошноты противный и какой-то как бы надуманный. Ведь не верилось, что девушка, ласкавшая тебя, припадавшая в порыве страсти к твоей груди, позволявшая целовать себя, может прыгать перед глазами другого, подстилаясь под него, буквально через неделю после того, как отдалась тебе. Она любила меня? Я возненавидел мир, когда потерял её, мне опротивело всё! Но я всего лишь лист в толстой стопке, один из тысячи, а она – сродни безалаберному художнику – сделав неудачный штрих, она комкает бумагу, бросает её в урну и берёт следующий. Шею сдавливала горечь утраты девушки, что я беззаветно любил. Меня пронзал экстаз от одной лишь мысли о ней, её прикосновения кидали меня в полыхающий огонь чувств, я не мог смотреть в бездну её глаз. Что я теперь буду делать без неё, что? Жизнь теряла смысл с каждой секундой. Однажды, это случилось ночью, когда в окно падал золотисто-молочный свет лунной дорожки, я в холодном поту вскочил с растрёпанной постели. Мне приснилась Анна. Но уже не моя, а оттого ещё более желанная.
Я возненавидел её.
– 3 -
Таня, захлебнувшись от избытка эмоций, на секунду замолчала. Затем, когда за эту невероятно длинную секунду молчание достигло апогея, она выговорила сухим шёпотом:
– Мне без тебя так трудно жить.
Я молчал, а чувствовал себя последней мразью, тварью, скотиной, позволяя себе истязать сердце этого невинного существа, стоявшего на расстоянии согнутой руки от меня и смотревшего тёплыми мокрыми изумрудами глаз прямо мне в душу. Но ответить я так и не смог.
– До встречи с тобой, – она расправила плечи, – я чувствовала к 'сильной половине' человечества лишь презрение и брезгливость.
'Да уж, – подумал я, заглядывая через её плечо, где в тени огромного школьного пустыря, заваленного битым стеклом и использованными презервативами, перетаптывалось с ноги на ногу несколько бритых голов из её свиты, – уж тебе ли не чувствовать презрения к этим тупоголовым ублюдкам, мелкие мозги которых заполнены лишь сексом на самом животном уровне, дурманящим зельем да лихим мордобоем'.
– Когда я тебя вижу, разговариваю с тобой, мне кажется, что я – самый счастливый человек в мире. А ведь это не так, Алекс, далеко не так, – и она замолчала снова.
'Боже мой, – взмолился я, – кричи, обзывай меня, рассказывай что-то, но только не молчи! Умоляю тебя, говори, говори, ну же…'.
Таня придвинулась ближе, и я смог до мелочей разглядеть её лицо. Вздёрнутый курносый носик, длинные чёрные ресницы, такие же чёрные, как смоль, прямые волосы, удивительная загорелая кожа, чуть потрескавшиеся бледно-алые губы, полыхающие зелёным пламенем глаза – она казалась мне колдуньей, выдернутой из средних веков, вот только посох она сменила на никелированную крепкую цепочку с эбонитовой ручкой, которую она держала в левой руке, а амулеты – на серебряную пентаграмму, болтавшуюся меж симпатичных маленьких грудей. Я осторожно и с придыханием втянул в себя воздух и почувствовал дразнящий запах её духов. Голова куда-то поплыла, и я опёрся спиной на шершавую бетонную шубу стены школьного спортзала. Лицо Тани растаяло, и я увидел на его месте Анну. Я думал, что разозлюсь на себя за это, но продолжал лицезреть это сновидение наяву. Таня приподнялась на цыпочки, и её горячее дыхание обожгло мне губы.
