Кого ты выбрала, Принцесса?

почему-то Наталье не хотелось ему верить. Она представила себе эти ножики. В переходе с площади Революции к ГУМу есть целая витрина с огромным рекламным ножиком в половину человеческого роста и россыпью обыкновенных ножиков, которые можно купить. Их там двадцать видов или еще больше. Стоят они долларов по пятьдесят — есть дороже, есть чуть дешевле. В центре их продают буквально повсюду, и, наверное, по Москве этих ножиков наберется миллион. А во всем мире — сто миллионов. Сто миллионов по пятьдесят долларов — пять миллиардов долларов. Наталья разделила пять миллиардов на шесть тысяч, и получилось много. Потом она разделила шесть тысяч на пять миллиардов, и получилось исчезающе мало. Потом она стала думать, зачем она все это делила и что полученные цифры означают. Означали они, что для н

ожиковой

фирмы заплатить за рекламу шесть тысяч долларов — раз плюнуть.

— Ты что молчишь? — спросил Паша.

— Знаешь, Паш,

я,

наверное, дура, но давай откажемся от этих денег, а? — Наталья сама не знала, насколько искренне она это говорит, а насколько лукавит, чтобы испытать Пашу.

—

Я боюсь дармовщины. Паша. Не привыкла. И мне все

время

кажется, что эти деньги стоят между нами. В Москве ты говорил про двести долларов или пятьсот. Сейчас ты говоришь про три тысячи, а потом набавляешь

еще

три тысячи. Мне начинает казаться, что в следующий раз ты накинешь еще пять тысяч.

Наталья говорила

и

ждала, что сейчас он ее перебьет, засмеется или обидится

и в

любом случае скажет, что все это чепуха полная. Но Паша молчал.

— Ты должен меня понять. Ты состоятельный человек и, наверное,

в

своих отношениях с женщинами все время думаешь, кого они любят — тебя или твою кредитную карточку. А у меня таких вопросов никогда не возникало,

и

я не хочу даже думать об этом.

— Ты что же, считаешь, что я хотел прикарманить твои деньги? — оскорбился Паша.

— Что ты, что ты! — Наталья упала лицом на руки, ругая про себя дуру- интуицию. Бриллиантовое Пашино кольцо царапнуло щеку. — Ты же на меня потратил здесь не меньше десяти тысяч. Я сама не знаю почему, но давай откажемся.

— Ну что ж, давай откажемся, — чужим голосом сказал Паша, он все еще обижался.

Наталье стало легко-легко,

и

она заплакала.

24

Примирение отметили поездкой на ослике по пустыне. Вообще-то Паша хотел съездить в Иерусалим, на святые места. Наталья отказалась, хотя и знала, что это, может быть, последний такой случай и что потом она будет жалеть. Опять она сама не знала почему, но упрямилась так, что была себе противна. И вот вместо машины с кондиционером они сели в двухколесную повозку, как дети в зоопарке, и тряслись по жаре за ослиным хвостом.

Ослик был чистенький и ухоженный, но все равно остался ослом. Каждые двадцать минут он останавливался, чтобы помочиться, а потом остановился совсем — надо полагать, захотел пить. Обратно Паша вел его под уздцы, потому что вожжей ослик перестал слушаться.

На такое вот развлечение они убили полдня. К обеду в «Принцессе» опоздали и заехали опять в мексиканский ресторанчик. Тут намучившийся с ослом Паша уничтожил огромное количество острейшего мяса и немного повеселел.

Не успели они сесть в машину, как Наталья, вырывая ключи из Пашиной руки, впилась в его губы и поняла, что угадала. Паша отвечал ей, как в прежние, лучшие дни, когда между ними еще не пробежала черная кошка. Его рот горел от перца, и Наталье стало сладостно жечь губы, так, что огонь отозвался в низу живота. Занавеска на ветровом стекле была опущена — такая специальная занавеска, стояночная, чтобы солнце не накаляло нутро машины. Наталья дернула рычажок под сиденьем, она этому научилась за последнюю неделю. Спинка повалилась назад, и Наталья повалилась вместе со спинкой, увлекая Пашу за собой. В живот ей впился проклятый чехольчик с ножом на Пашином поясе, и это немного остудило Наталью. Она мельком посмотрела за боковое стекло и увидела, что рядом с их машиной останавливается огромный двухэтажный автобус с туристами, и эти туристы сверху глядят на них. Вдобавок водитель автобуса деликатно бибикнул — то ли требовал освободить стоянку, то ли Натальино с Пашей поведение оскорбляло его религиозные чувства. В общем, пришлось убираться.

Паша поехал по какой-то незнакомой улице — Наталья особенно не присматривалась, она возилась с «молнией» на его брюках.

— Отвлекаешь. Сейчас врежусь куда-нибудь, — сказал Паша, и было ясно, что ему нравится, когда его отвлекают таким образом.

— Давай свернем в какой-нибудь переулок. Или, наоборот, гони! — Наталья справилась наконец-то с молнией. Но оказалось, что гнать некуда, они приехали.

— «Кадурит», — объявил Паша, — ювелирный магазин. А вообще кадурит — это эйлатский камень, среднее между малахитом и лазуритом. Больше нигде в мире не встречается… Застегни, — добавил он жалобным голосом, — и скажи на милость, как я теперь выйду из машины? Заметно же.

— Сильно заметно, — с удовольствием подтвердила Наталья. — Посиди, успокойся. Может, льда принести?

Она чувствовала себя счастливой. Сидишь перед ювелирным магазином, как в детстве перед полученной на елке красной пластмассовой звездой, и там, в этой толстенькой звезде, полно всяких конфеток-мандаринок. А рядом твой мужчина, который стесняется выйти из машины по уважительной и завидной для многих причине, и это, девочки, уже не относится к воспоминаниям детства.

Зеленый с синим — цвет кадурита и цвет Натальиных глаз. Сами понимаете, ей шло буквально все. Браслетки, часики, сережки, подвески, бусы, кулоны. И все это можно было купить даже на ее маленькие доллары.

Наталья набрала целый пакетик, а второй пакетик, побольше, втихую набрал Паша и строго-настрого запретил открывать его до приезда в отель. Наталья ныла, дулась и топала ногой, но Паша был непреклонен. В конце концов он этот пакетик отобрал и спрятал. И Наталья ему отомстила. В машине, на скорости шестьдесят километров или, может быть, миль в час — спидометр был у нее перед самыми глазами, и цифру 60 она видела прекрасно. Иногда, девочки, полезно баловать мужчин таким образом. Они после этого становятся тихими и покладистыми и без боя отдают свои секретные пакетики. Хотя, надо сказать, уже стемнело, и Наталья не смогла толком рассмотреть Пашины подарки.

Потом он все испортил. Абсолютно все, а не только этот плохо начавшийся день.

Уже видны были светящиеся окна и фонари «Принцессы», в темноте еще