В темноте они натыкались один на другого, падали, спотыкались. Не зная, кто где, хватали друг друга за ноги, за хвост, за уши.
И так им от этого стало весело, такой их смех разобрал, еле удержались.
Сам знаешь, дружок, если всем вместе смеяться, то можно так разойтись, так разойтись — никто не удержит!
Вместе всегда веселей смеяться. Один уж может и остановился бы, а с друзьями хохочешь до рези в животе.
Уж совсем перестали их пугать и темнота, и Паутиния, да и сам Лодырила Дурандас…
Напевали они, танцевали они, хохотали они…
И вдруг… Кррра-ак!..
Что-то треснуло… Сверкнуло, заметалось и…
Глава последняя, которой сказка заканчивается, и в которой говориться о том, о чём всегда говориться в последних главах
Открыл Коська глаза, видит — лежат они в лесу, под дубом, на краю поляны, недалеко от школы.
— Ой!
— Вот вам и — «ой!» — услышали они знакомый голос.
Смотрят — выглядывает из-под прошлогоднего листа Лесовичок-Боровичок и улыбается.
— Ой! Здравствуйте! Как это мы домой вернулись? Как же это… — обрадовался Коська.
— «Как-как…» очень просто! Маленькими вы стали, потому что плакали — от слёз уменьшаются. А чтобы вырасти, вам надо было рассмеяться — от смеха вырастают. Только смех вам и помог из Паутинии назад вернуться. И вирус лодырита победить.
— Ой, а где же игрунок? — спохватился Коська, а за ним и остальные.
— «Где-где…» Там. Маленьким остался. Я ж говорил, что игрунки — маленькие, невооружённым глазом их не увидишь.
И тут Коська всё вспомнил… Вспомнил, как вздохнул игрунок, когда покидали они дворец Храпулии. Тотчас понял Коська, почему он вздыхал. Игрунок знал, что уже скоро зверята вырастут и станут большими, а он останется маленьким. И ему было грустно расставаться с новыми друзьями, с которым он играл на равных. Больше они его не увидят.
Значит и сказочным человечкам, даже таким, как игрунок Смешилка Выручалкин, бывает иногда грустно, и у них есть душа…
— Ну. Здоровы будьте, да нас не забудьте! — сказал Лесовичок-Боровичок, — Вон, уже вас заметили и сюда бегут! — и Лесовичок-Боровичок под прошлогодний листок спрятался и пропал.
А из школы, заметив их, уже бежали учителя. Впереди всех — классная руководительница — Пантера Ягуаровна, за ней директор — Бурмила Михайлович, а за ними и остальные — и Бегемот Гиппопотамович, и Жирафа Жирафовна, и Мамонт Африканович, и Лисавета Патрикеевна, и Макак Макакович…
— Ой, зверятушки!.. Вот вы где! Ой, ученики вы наши дорогие! Нашлись! — по очереди обнимая всех, плакала Пантера Ягуаровна.
— Нашлись! Нашлись! Нашлись! — радостно подхватили все учителя во главе с директором. И тоже кинулись их обнимать. А Жирафа Жирафовна на радостях обняла Мамонта Африкановича и поцеловала его в хобот. А Мамонт Африканович обнял хоботом её длинную шею и заплакал.
И директор — Бурмила Михайлович Медведь — заплакал. И Лизавета Патрикеевна тоже. Взрослые иногда плачут от радости.
А Бегемот Гиппопотамович заиграл на своей трубе, которая красиво и торжественно называется тромбоном.
И учителя пустились в пляс.
Мамонт Африканович танцевал с Жирафой Жирафовной, притоптывая так, что с деревьев слетели листья. А Жирафа Жирафовна отплясывала так лихо, что чуть ли не задевала облака своими длинными ногами.
Пантера Ягуаровна с Лисаветой Патрикеевной пустились в гопак. А учитель физкультуры Макак Макакович вытворял такое, что, если бы спортивные комментаторы зафиксировали все его показатели, то выяснилось бы, что он побил все лесные рекорды и по прыжкам в высоту, и по акробатике, и по художественной гимнастике.
Со всех сторон леса бежали родные, знакомые, друзья и весь лесной народ. Потому что телеграфист Дятленко с высоченной сосны уже давно отстучал носом телеграмму-«молнию», состоявшую из одного слова: «Нашлись!»
— Нашлись! Нашлись! Нашлись! — звенело по всему лесу.
— Где ж вы были, паразиты?! — забыв про педагогику, сквозь слёзы, вымолвил Бурмила Михайлович.
И тогда вперёд вышли отличники — Мишутка Медведенко и Раиска Мяу (учителя почему-то больше всего верят отличникам!) — и вкратце рассказали про все приключения.
— Ах! Ох! — причитали родители и учителя, родные и знакомые, друзья и товарищи, и весь лесной народ.
И тогда Бурмила Михайлович Медведь, вытерев слёзы, сказал:
— Ну, что ж, отдохните с дороги, дорогие наши, натритесь сил! Объявляю каникулы на три дня!
Но тут Коська Ухин удивлённо посмотрел на Кольку Колючкина, Вовка Волков — на Рудика Лисовенко, Боря Сук — на Мишутку Медведенко, Раиска Мяу — на Зину Бебешко, Верочка Выверчук — на Соню Лосеву, Хрюша Кабанюк — на Коську Ухина…
Посмотрев друг на друга, опустили они глаза и тихо сказали:
— Мы в школу хотим…
А ведь и, правда, как только увидели они школу, учителей, так сразу и поняли, как соскучились и по школе, и по урокам.
Думаю, дружок, ты их поймёшь.
Так бывает — пока ты в школе, только и ждёшь, когда же каникулы и радуешься отмене уроков… Но когда после летних каникул три месяца не брался за учебники, гулял и играл, то почему-то потом так в школу хочется, что и передать невозможно, только и ждёшь дня, когда зазвенит первый звонок и гостеприимно откроются двери классов, приглашая войти…
И не удивительно, что нашим героям захотелось в школу.
Директор Бурмила Михайлович отвернулся, смахнув слезу, и растроганно махнул лапой:
— Вот, разбойники!
И с того дня возобновились уроки в школе.
И так прилежно и внимательно отнеслись зверята к учёбе, что учителя только лапами разводили…
И невдомёк им было, что у кого-то из учеников вдруг возникала мысль: «А вдруг Лодырила Дурандас не спит, а притаился где-то здесь, маленький, незаметный, и высматривает лентяев и лодырей, чтобы заразить их вирусом лодырита?!» И такая тишина стояла на уроках, что было слышно, как мухи пролетают за школьным окном…
Но едва звенел звонок на перемену — поднимался такой весёлый шум, что стены дрожали!
И с таким азартом играли ученики на школьном дворе — в прятки, в чехарду, в футбол — что учителя вздыхали о том, что их детство уже прошло… А то бы они…
Не знали они, что по школьному двору, маленький и незаметный, бегал игрунок Смешилка Выручалкин, пробуждая задор и весёлый смех. А под дубом из-под прошлогоднего листа строго приглядывал за всеми Лесовичок-Боровичок. И тоже улыбался от радости. Он любил и свой лес, и всех его жителей.
И всегда следил, чтобы все в лесу жили дружно и счастливо.
