мужчина радостно, хоть и немного удивлённо, кивнул, мол, подойди сюда.
Лесь подошёл, напряжённый, недоверчивый — события последних дней его этому научили. Несмотря на волшебную встречу с Воскресной школой этого храма, с Васильком, Ленкой и Рюриком, Лесь ко всем незнакомцам, которым от него было что-то надо, относился с изрядной долей подозрения.
- Ты ведь Лёша, да? — словно сам себе удивляясь, спросил мужчина.
Лесь кивнул, не видя подвоха в таком вопросе. Мало ли Лёш бывает в Москве… Может, спутал?
- А я… я твоего отца знаю… Оленька, купи нам мороженного, — обернулся он к девочке, вручая ей свой кошелёк. — И Лёше тоже. Ты будешь?
Мороженного Лесю хотелось так сильно, что мальчик наплевал на всякую осторожность и поспешно кивнул. В конце концов, от мороженного никто не умирал. Зато оно вкусное…
Осторожно облизывая хрустящий вафельный стаканчик, Лесь вполуха слушал слова мужчины, бо́льшую часть пропуская мимо ушей. Насколько близко он знал папу, Лесь так и не понял. А в глубине души интуиция и намекала: может, не знал вовсе, но Лесь хотел сначала доесть мороженное, а потом уже решать 'что делать, куды бечь'.
Он только понял, что у Оли сегодня День Рожденья, и поэтому папа повёз её сюда, как обещал — погулять по Красной площади, походить по магазинам ГУМа. Мама выбраться с ними не смогла, сегодня у неё было какое-то очень важное совещание с зарубежными хозяевами фирмы или что-то вроде того? — Лесь не вникал, просто слушал, кивал и кушал мороженное, утешая себя мыслью, что свалить отсюда будет совсем легко, вокруг куча народа, а до метро рукой подать.
- А у тебя где мама?
- В больнице, — буркнул Лесь неохотно и больше ничего не пояснил. Впрочем, мужчина не настаивал. Лесь даже удивился — а потом велел себе расслабиться. Не расспрашивает — тем лучше, в конце концов…
Они прошли ГУМ из конца в конец, доели мороженное, и мужчина, поглядев на часы, вздохнул:
- Ну, уже пора ехать… Лёш, давай подвезу тебя? Ты сейчас куда?
- К… к другу, — Лесь сам не знал, почему не сказал про тётку — наверное, по прочно вросшей в сознание привычке вообще никому ничего не говорить о своих планах, которая теперь опережала даже разум.
- А друг где живёт?
- Да на Славянском бульваре… — точнее Лесь опять-таки не сказал, хотя понимал, что человеку, который папу знает, можно бы и довериться. Но привычка была сильнее желания, и недоверие, абстрактное, даже безотносительно человека, идущего рядом с Лесем, просто заставляло прикусывать язык.
- Ну, нам по… по пути, — мужчина, которого, кстати, звали Виктором Викторовичем, взглянул почему-то на Олю, но та только похлопала глазами с талантом маленькой девочки. — Поехали?
Лесь глубоко пожал плечами. А чего нет, в конце концов? Прокатится на машине, сэкономит кучу времени, посидит у тётки подольше, успокоит её… куда ни глянь — всюду одни плюсы.
Машина ждала на подземной парковке прямо рядом с храмом. Бросив взгляд на бело-розовое здание и вывеску иконной лавки, Лесь подумал про себя, в общем-то, ни к кому не думая обращаться, а так… просто: 'Господи, если случится чего — ты меня предупреди?' — и вприпрыжку догнал Виктора с Олей, сразу же выбросив свою неумелую молитву из головы.
Автомобиль был небольшой, но для одного мужчины и двух детей — более чем. Устроившись вместе с Олей на заднем сиденье, Лесь положил на колени рюкзак, по привычке обнял его и уставился в окно. Центр он знал плохо, а жаль — дома здесь были красивые. Или просто интересные. Или внезапные… Москва, одним словом.
Потом Оля робко спросила Леся, где это — Славянский бульвар, и Лесь охотно начал рассказывать, попутно наткнувшись на полное непонимание девочкой, где в городе север-юг. 'На даче есть запад и восток, — совершенно серьёзно уведомил ребёнок. — А в городе же не видно, куда солнце заходит…'
С такой логикой было не поспорить, и Лесь уставился в окно… чтобы понять вдруг, что он отлично знает места, по которым проезжает машина — и это вовсе на Славянский бульвар, дорогу куда он недавно рассматривал на карте.
- Викто-ор… — он обратился к мужчине даже без отчества — оно из головы благополучно успело вывалиться. — Вы… почему сейчас направо свернули?
Мужчина дёрнулся и как-то очень растерянно произнёс:
- Я подумал… может, лучше сначала к нам домой заедешь? В конце концов, твой папа… — и вдруг резко побледнел, сначала увидев в зеркальце заднего вида, а затем и почувствовав у виска дуло пистолета. Самого настоящего пистолета Макарова, прямо как в фильмах, только рукоять у него была не коричневая, а чёрная (откуда Виктору было знать, что чёрная рифлёная рукоять бывает у макарова-модернизированного, ПММ). В наступившей нехорошей тишине раздался чёткий щелчок — это мальчик ловко снял пистолет с предохранителя.
Истошно, где-то на грани с ультразвуком завопила Оля, но злой и очень спокойный голос Лёши Виктор слышал ясно. Мальчик наклонился вперёд, почти к его уху, уверенно держа палец на курке, и приказал:
- Остановись. Я выйду.
Виктор попытался возразить, но почувствовал, что ствол вжимается в висок, и послушно вывернул руль вправо, сворачивая на обочину. Остановился, замигав аварийками. Пистолет от виска никуда не делся. Бледный мальчик с горящими глазами тихо — но снова это у него получилось громче плача растерянной Оли — спросил:
- Куда ты ехал?
- Д-домой… к нам домой…
- Зачем?
Лесь не злился, хотя так и могло показаться со стороны. Он вообще сейчас не испытывал никаких чувств, словно застыл ледяной статуей.
- Я подумал… я подумал… — и тут мужчина сломался. Смотреть на это было неприятно до просто-таки физического отвращения: Виктор чуть не плакал, беспомощно шлёпая губами. Из потока бессвязных слов Лесь выцепил только самую суть: кто-то из какого-то 'центра' показал Виктору его, Леся, фотографию и попросил, если вдруг увидит, назваться другом его папы и отвезти домой, а там позвонить одному человеку…
- Почему тебя попросили? — перебил Лесь мужчину, чувствуя теперь не только отвращение, но и пробирающий озноб страха.
- Да потому что… потому что я тебя видел… Мы же в соседнем подъезде живём… Максим сказал, что ты наверняка попадёшься мне на глаза… Что ты…
- И зачем ты согласился?
Мужчина какое-то время молчал, глядя на отражение пистолета у виска своего отражения. Потом неуверенно — теперь уже совсем неуверенно — сказал:
- Так ты… ты же без родителей остался… Максим сказал, должен был помочь тебе… Он… он в центре этом работает… Там помогают таким, вроде тебя…
- Каким — таким?!
Взгляд у мальчика стал нетерпеливым, почти сумасшедшим, а ствол ещё плотнее вдавился в висок.
- Си… сиротам…
Лесь вдруг испытал звериное какое-то, злое желание надавить на спуск пистолета, чтобы этот мужчина навсегда замолчал и не говорил таких гадких и неправильных слов. Оно было таким диким, что Лесь чуть не выронил 'макарыч' — и поспешно вывалился из машины на дорогу, чудом не попав под колёса пронёсшегося мимо 'пассата'. В последний момент отскочил и бросился бежать, не думая, врезаясь в прохожих и продолжая сжимать треклятый пистолет в руке.
Он хотел — выстрелить в человека?!
Нет! Он просто хотел его попугать!
Но этот Виктор начал говорить такие страшные и противные вещи, что Лесь не выдержал…
