кормушки.
Гоша побежал. У сосны стал присматриваться к тропкам, которые вели здесь от аллеи в разные стороны. Почему-то ему казалось, что Килил свернул направо. Гоша углубился в лес. Поваленные стволы, упавшие сухие ветки и сучья, идти трудно, зато легко прятаться. Он блуждал среди этого бурелома и вскоре понял, что идет наугад. Парк запущенный, заросший, большой, поди теперь отыщи здесь Килила, который к тому же одет в неприметные грязно-синие джинсы и серую футболку: все продумал!
Гоша уже собирался возвращаться, но тут заметил в просвете меж деревьями какое-то движение. Пригляделся. Килил сидел на корточках и что-то выкапывал из земли. Гоша пошел на цыпочках, высоко поднимая ноги. К счастью, вечер был ветреным. В ветвях и листве пошумливало, потрескивали ветки. Килил пару раз прекращал работу и озирался, но ничего не заметил.
И вот он вытащил из земли пакет. И тут же Гоша сзади набросился на него. Схватил пакет, но Килил не отдавал. Гоша рвал, Килил укусил его за руку, Гоша взвизгнул, ударил Килила по голове, выхватил пакет, отскочил.
Килил, увидев его, не удивился. Сказал:
— Отдай!
— Ворюга! — крикнул Гоша.
— Отдай, — сказал Килил, доставая нож.
— Киль, не сходи с ума! — крикнул Гоша, быстро оглянувшись. — Мне много не надо, я всё не возьму. У тебя сколько тут, десять? Давай напополам?
— Отдай! — Килил пошел на него с ножом.
— Ладно, черт с тобой, возьму только две. У тебя восемь останется, тебе мало?
— Отдай! — Килька бросился на него.
Гоша побежал.
Конечно, он бегал быстрее младшего брата, но здесь, в лесу, когда надо то и дело прыгать через стволы, пробираться сквозь ветки, петлять меж кустов, преимущества у него не было. Даже наоборот, Килилу, верткому и маленькому, бежать здесь удобней. Гоша слышал за спиной топот и треск, боялся остановиться, но и бежать, не оглядываясь, было страшно. И он придумал: на бегу развернул пакет, выхватил из сумки пачку денег, наугад разделил на две части и одну, ту, что побольше, кинул за спину. Килька не дурак, он увидит. Он поймет: бежать за братом — можно не догнать, а эти деньги потом не найдешь. Да еще кто-нибудь может сюда забрести, подобрать.
Гоша рассчитал правильно: Килил, пробежав несколько шагов, остановился, вернулся и начал торопливо собирать бумажки, разлетевшиеся во все стороны.
22
Ломяго навещал Самира регулярно.
— Ну что, однояйцевый, — спрашивал он почти добродушно, — трудно жить по закону, а?
— Нетрудно, когда все живут.
— А ты на всех не смотри, — советовал Ломяго, — а то глаза разбегутся.
— На тебя, что ли, смотреть? — Самир говорил с открытой неприязнью, понимая, что теперь от его вежливости ничего не зависит.
— А хоть бы и на меня! — не отказывался от такого внимания Ломяго. И уходил, испытывая к Самиру чуть ли не приятельские чувства. Он вообще в последнее время как-то подобрел и посветлел. Много работает, ведет здоровый образ жизни, выпивает только вечером и только с женой, не доходя до запретной дозы, беседует с Люсей о том, что каждый, кто думает о судьбе Родины, обязан исполнять свой долг максимально честно. Люся сперва фыркала, но помаленьку увлеклась темой и стала вполне искренне поддакивать, и у них таким образом получался теперь союз не только семейный, но и гражданственный. Невообразимо приятно было также, обходя подведомственные «точки», возмущаться при виде денег, которые ему пытались, как обычно, всучить, и произносить при этом фразу:
— Я погоны не продаю, ясно?
Владельцы точек участливо спрашивали:
— У вас что, месячник по борьбе? Скорей бы кончился!
Они не о временном убытке Ломяго печалились, они боялись, что после окончания месячника (в котором были уверены, хотя Ломяго и отрицал) лейтенант возьмет с них в два, а то и в три раза больше — в порядке моральной компенсации.
Правда, вчера Люся подвела, обидела. Соглашалась, соглашалась с правильными мыслями Ломяго, поддерживала разговор, и вдруг:
— Между прочим, у нас не все к школе еще готово. Анька раздетая совсем, нудит: какие-то джинсы ей с вставками надо за две тысячи, Сашке — учебники, тетради, тоже джинсы надо бы, рюкзачок весь истрепался у него. Я посчитала, тысяч восемь требуется как минимум.
— До зарплаты погоди.
— А когда она?
— Через неделю.
— Сказал! Поздно будет!
— А что я сделаю. Ну, тысячи три у меня есть.
— Маловато. И вообще, Игорь, ты, конечно, правильно все рассуждаешь, но как жить мы будем, я не представляю.
— Как жить? Молча! — ответил Ломяго любимой присказкой и в тот же день начал просить у сослуживцев взаймы. Дать ему дали, но с какими-то странными улыбками. Ломяго не знал, что о нем уже ходят разные и необыкновенные слухи. Один из самых разительных: будто Ломяго пошел в церковь и окрестился, не будучи до этого крещеным. Потом причастился, исповедался, и поп будто бы запретил ему делать все то, что не вписывается в должностную инструкцию. Епитимью наложил вроде того... Конечно, вранье. В церковь Ломяго действительно заходил, это видели, но крещен он с малолетства, а всякими причастиями и исповедями не увлекается, духовника у него нет, зашел он просто поставить свечку в день памяти бабки, которую помнил и любил.
Был также слух противоположный: Ломяго посчастливилось найти тайную кормушку, настолько хорошую, что он решил во всем остальном очиститься и выглядеть благородным. Бывалым людям в это мало верилось: человек, привыкший брать, после миллиона рублем все равно не побрезгает. Умом, может, воспротивится, но рефлексы сработают, возьмет.
Как бы то ни было, начальство стало присматриваться к лейтенанту. Если нашел кормушку и не делится — достоин осуждения и принятия мер. Если ударился в поповские добродетели — опасен, может настучать, подвести, просто предать. На всякий случай кадровикам дано было задание из личного дела Ломяго состряпать подборку фактов понегативнее, которые в совокупности указывали бы на его непригодность.
А Шиваев посоветовал приятелю сходить к психологу.
Ломяго обиделся:
— Ты что, ненормальным меня считаешь?
Шиваев объяснил: психолог не психиатр, и не в поликлинику надо идти или в больницу, а создана при ГУВД целая психологическая служба. И она помогает сотрудникам решать душевные проблемы.
— Да нет у меня никаких проблем, тем более душевных!
— Как хочешь, Игорек. Просто мало ли... Помнишь Дедюхина? Тоже вот так чего-то задумался, ходил смурной, а потом жену и кошку из пистолета расстрелял, сам с третьего этажа. Главное, и жена и кошка выжили, а он башкой об асфальт — и сразу.
— Не дождетесь! — сказал на это Ломяго.
Шиваев обиделся:
— Будто кто-то ждет! Ему по-дружески говорят, а он...
И Ломяго, поразмыслив, пошел-таки к психологу.
В коридоре, перед дверью с табличкой «Психолог Д. И. Акулов» сидела небольшая очередь, и все стеснялись друг друга, будто пришли в вендиспансер. И очень уж долго принимал каждого посетителя психолог. Ломяго схитрил: сказал, что отойдет на минутку, а сам, выйдя, купил пива, взял газету, сел на лавку в ближайшем сквере, прихлебывал пиво, курил, читал. Загадал: если вернется, а очередь прошла,
