проходную пропускают, и Никита Сергеевич молодец, что засадил всю страну «От Москвы до самых до окраин, с южных гор до северных морей» этой «царицей полей», и Авдошкина — молодец, даже Кудряшова… родила двух детей, делает вид, что наукой занимается, муж под боком — главный конструктор КБ… Один я — дурак-дураком и ничего впереди, кроме бледного силуэта диссертации, на которую вся надежда, что вытянет меня из болота…
Вообще то говоря, получалось очень достоверно: я сам себя вытаскивал из болота, как барон Мюнхгаузен, тот — за волосы, я — за диссертацию… Сам это придумал, лежа на южном песочке, приехал после отпуска на работу — всего скоро второй год, как институт окончил, приехал, предложил дуриком, как говорится, «актуальную научную тему», а клюнуло — сразу попал в перспективные… главное: никого не озаботил — сам себе тему нашел, сам предложил, сам руководителя пригласил… сам себя из болота вытаскиваю… Правда, иногда подленькая мыслишка проскальзывала в перерывах между затмениями: а куда вытаскиваю? И ответ приходил сам собой (все в жизни моей само собой получается), что в такое же болото попаду, только оно глубже, потому что выше, затягивает сильнее и, оттуда уж совсем выбираться некуда…
Нужна мне была эта диссертация!? Ну, а что-то делать в жизни надо? А то так и просидишь МНСом на 90 р. пятнадцать лет, потом тебе десятку подкинут… ну, можно податься в товароведы… Лизка откровенничала, что «жить можно»… соблазняла, наверное, потому что я ей нравлюсь… Но для товароведа у меня ни нахальства, ни морды — на моей, чуть совру, сразу все проступает, как на экране… А диссертация… э-э-э работа-зарплата, проекты, консультации, дипломники… противно, конечно, но куда деваться — все так живут…
В перерыве возле пищеблока меня остановил Андрюшка Иванов. Я с тоской посмотрел на спину удаляющегося Кулинича и успел крикнуть ему, чтобы взял что-нибудь пожевать мне тоже…
— Что ты там травишься! — возмутился Андрюшка. — Экономишь? — я замялся. — Лекарства дороже стоят. Поехали в ресторан, — меня это совершенно ошеломило: в рестораны ходят очень богатые люди и по вечерам… они там разлагаются… Я, конечно, и сам не прочь бы маленько поразлагаться, но… — Там обед выйдет в рубль двадцать, зато на анальгине сэкономишь!
— Почему на анальгине? — не понял я.
— Живот болеть не будет ни от еды, ни от этих постных рож, — я согласился.
Обед, правда, удался: бутербродик со шпротиной и кружочком свежего огурца поверх, от запаха которого слюна бежала неудержимо, шпикачки… и салфетки на покрытом скатертью столе белоснежные, крахмальные, а не засунутые в стаканчик неуловимо крошечные бумажные треугольнички… В стране все время плохо с бумагой — это я знал. В журнале говорили, что тираж режут из-за сокращения фонда бумаги…
— Ты пойми, Николай, это ведь очень просто: жизнь организовать надо, — поучал меня Андрюшка, сладко глотая и втягивая воздух носом, — можно, как Кулинич… — он сделал паузу и посмотрел на меня, убеждаясь, что я понял… Я правду сказать, не очень понял, куда он клонит, но сделал вид, даже подкивнул головой… — баб менять, пожрать, выпить… но… айм нот шур итс лайф! Да? — переспросил он. — Я не уверен, что это жизнь… — перевел он мне на всякий случай… — Короче, сегодня я в один дом иду, имею полномочия приглашать гостей, как завсегдатай… хочу тебя пригласить… туда просто так не попадешь! — он смотрел на меня испытующе… — тебе все равно вечер девать некуда…
— Да я заниматься… — начал было врать я, но он перебил меня…
— Не дури! Проще говоря… на все это! — совершенно определенно выразился он. — Форма одежды вольная… ну, не спортивные брюки, конечно! Будут дамы!.. — я тут же стал ломать голову, где достать десятку — не с пустыми же руками в гости идти, но Андрюшка будто читал мысли — наверное, потому что старше на десять лет: — Вино, цветы — отменяются, тортик я припас… «Сюрприз» — придем вместе, все в порядке… — я согласился.
— Вась, где червонец достать? — спросил я, соседа Кулинича. Наши столы стояли рядом перед огромным цеховым окном.
Ну, — вытянул губы Кулинич. — А у Авдошкиной не спрашивал? Она касса взаимопомощи, может, там по сусеку поскрести… а ты куда намылился? — Кулинич иногда немного заикается… чуть заметно, — Я хотел тебя в гости пригласить как раз сегодня вечером, — он всегда так говорит: не с опережением, а с запаздыванием, у него такая реверберация жизни получается… Как он угадывает? Обязательно пригласит или предложит что-то, когда человек уже достал или купил — удивительно здорово — я так не могу, завидую!
— В гости иду!
— Потом расскажешь, какие девки были!.. Знаешь, натура у меня такая — сам удивляюсь: ненасытная! Все мало! Да, слушай, а обед-то я тебе не принес — ждал, ждал и сам съел!..
— Запиши на мой счет! С получки верну!..
— Ты что! — обиделся Кулинич. Он вообще, часто за чистую монету принимает шутки.
— Ну, я ж пошутил, Василий, ты что, в самом деле!
— Ну, ты даешь, Колька! Я аж вспотел весь от такой шутки — думаю: ни хрена себе друг! Ну, ты даешь!..
В таком доме мне, правда, бывать не приходилось: гибрид театра с библиотекой… и все стены и даже потолок в автографах.
— Андрюшенька! — обрадовалась дама! Мм-мм-мм! — они расцеловались. — А это ваш друг? Представьте, пожалуйста! — я протянул букет цветов, она мне — руку, я испуганно поцеловал ее вслед за Ивановым и сам представился:
— Николай… Волынский…
— Очень мило! Спасибо! — она окунула нос в букет. — Наталья Николаевна…
— У вас громкая фамилия… это не из тех ли Волынских? — я не знал, что она имела в виду, и ловко выкрутился:
— У вас тоже историческое имя отчество! — она тихонько засмеялась и даже зарумянилась…
— Андрюшенька, вы всегда с приятным сюрпризом — у вас очень интересный друг…
— Ученый… будущее светило, поверьте мне, Наташенька! Светлая голова и труженик, скоро академиком будет, гордостью страны… — это он так прикрылся, чтобы не слишком патетично звучало…
Там оказалось, действительно, интересно… Говорили за столом обо всем и вольно, пили в меру и незаметно было, чтобы кто-то уже захмелел, только я никак не мог включиться и поспеть за их перебросками с экзистенциализма к искусственному оплодотворению и от продажи из Эрмитажа двух картин Рембранта на песенки какого-то Окуджавы… потом оказалось, что программа вечера только началась после ужина, и мы пошли в соседний дом, где у мужа Натальи Николаевны была мастерская. Сегодня там молодой, но уже модный художник Вадим Щукарев специально для нас выставил три своих новых работы… По дороге за пять минут Андрей успел сообщить мне, что муж Наташи сейчас за границей, что он Народный художник, а Вадим его дальний родственник — сын троюродного брата, что у них совершенно разные школы, что они несовместимы, как Вавилов и Лысенко (что он имел в виду, я не переспросил) и что поэтому, пока нет мужа, Наташа на один вечерок пригласила Вадима, потому что он сильно входит в моду…
Честно сказать, мне было не то что скучно даже, а просто никак… не склеивалось у меня все это с моей жизнью… с комнатушкой в теткиной квартире, где раньше, очевидно, жила прислуга, а может это была кладовка с окном-бойницей… Мимо своего дивана я мог протиснуться к столу только боком, обтирая задом стенку, отчего обои стерлись на высоте метр пять до газет, наклеенных на сухую штукатурку, приемник в углу вовсе не говорил мне таких вещей, а только про битву за урожай, сто два процента плана на ведущем Ленинградском металлическом и премьеру Ивана Сусанина в Большом… Газет я совсем не читал… шахматы иногда, когда играл Таль… И откуда они брали все эти новости, все эти сплетни, названия картин, выставок, авторов, никому неизвестных, с песнями, которые по радио не передают… откуда вообще берутся народные художники… Я смотрел на мамино фото на стенке и думал, что она бы тоже затруднилась, наверное… хотя знала много и тоже много загадочного… вдруг читала мне стихи по-французски и говорила, что я еще пожалею в жизни, оставшись из-за своей лени без иностранных языков… Я уж, действительно, жалел… вообще, единственное, что всегда сбывалось, то, что мама говорила мне в детстве… может быть, в
