улиц?… Скачетъ кто то… Н?тъ! то челов?къ б?житъ запыхавшись… къ хат? б?житъ, вотъ ударился объ калитку… заперта! Здоровымъ кулакомъ треснулъ въ доски казакъ Твороговъ.
— Зарубинъ!..
И снова ударилъ въ ворота и зачастилъ…
— Зарубинъ! Зарубинъ!
— Ори больше! Дурень! тихо отозвался Чика уже на двор?. Разбудишь его…
— Зарубинъ!
— Слышу! О! ну, входи, оголт?лый!.. ворчитъ Чика, отпирая калитку.
— Зару….бинъ!.. задыхается Твороговъ и упирается руками въ грудь, чтобы вымолвить хоть слово… Марус… Мap…
— Ну?!
Твороговъ махнулъ рукой.
— Убитъ… Старшина…
Чика ахнулъ и бросился въ хату.
— Кумъ! Марусенокъ!.. убитъ!! О-охъ! застоналъ онъ.
Казаки повскакали и чрезъ мгновенье зв?рь зарев?лъ, вылет?лъ на свободу и понесся къ хат? старшины. То Чумаковъ съ шашкой мчится по станиц?. Чика догоняетъ кума.
Встр?чные сторонятся, ахаютъ и крестятся. То не люди а б?сы запоздалые несутся въ полусумрак? зари.
— Что-жъ выдавать! За ними! воскликнулъ Овчинниковъ.
И еще трое пустились туда же и скоро были у хаты старшины. Заварили кашу Чумаковъ съ Зарубинымъ.
— Гр?ха то чтo! О-охъ! вздохнулъ Овчинниковъ.
— Не зам?шкались молодцы! отозвался Твороговъ, оглядывая хату и дворъ.
Въ большой горниц? лежалъ покойникъ въ гробу на стол?… Паникадила и аналой были повалены, и дьячекъ, выб?жавъ съ псалтыремъ во дворъ, дрожитъ какъ листъ и прячется за колодезь… Тутъ же баба старая тяжело сопитъ и крестится, а на крыш? сарая спасся и стоитъ казакъ съ ружьемъ. На порог? дома, около выставленной гробовой крышки лежитъ безголовый старшина Матв?й; голова скатилась съ крыльца къ плетню, а кровь хлещетъ изъ трупа по ступенямъ и паръ идетъ отъ нея… Въ коридор? лежитъ раненый молодой казакъ и изр?дка вскрикиваетъ:
— Атаманы! Старшину… Помогите!.. помогите!
— За плетнемъ въ огород? пять казаковъ стоятъ кругомъ, нагнулись… Шигаевъ лежитъ на земл?, кровь льется по его кафтану; онъ задыхается.
— На вылетъ!.. говоритъ Овчинниковъ.
— Неси домой! чуть не плачетъ Зарубинъ.
— Добро жъ! Начали — покончимъ! кричитъ Чумаковъ. Лысовъ, на колокольню! Звони! Чика, мы съ тобой. Сполохъ!!
Солнце глянуло и позолотило все; зашевелилась станица, б?житъ спросонокъ народъ отовсюду къ хат? старшинской.
— Войсковая рука! гремитъ зычный голосъ Чумакова. Войсковая рука!! Оружайся! Не выдавай!
И высоко машетъ Чумаковъ своей шашкой и алая кровь еще капаетъ съ нея ему на кафтанъ.
А солнце равно золотитъ все… И крестъ на храм? сiяетъ. И крышка гроба у крыльца. И поднятая шашка Чумакова горитъ въ лучахъ. Даже галунъ сверкаетъ на Марусенковой шапк?, которая колыхается межь двухъ шагающихъ по улиц? казаковъ, что уносятъ раненнаго…
XVIII
Раздался протяжный, басистый и дробный ударъ на колокольн? станичнаго храма. Еще спавшiе казаки проснулись теперь, и много лбовъ на станиц? перекрестилось.
— Чтой то… Ништо заутреня… Праздника н?тъ… Пожаръ можетъ? Н?ту! Нигд? не горитъ? Чудно…
Другой ударъ, сильн?е, гуще, звучно пролет?лъ надъ вс?ми хатами казацкими и улет?лъ изъ станицы въ степь.
Чудно. Пойти опросить!.. Може и то пожаръ.
Третiй ударъ запоздалъ немного и вдругъ, съ гуломъ, словно бросился въ догонку за первыми и зат?мъ: разъ, два! разъ, два! загуд?лъ басисто колоколъ надъ всею окрестностью.
Густыя, торжественно протяжныя волны звуковъ то замирали, то густ?ли снова, и колыхаясь, дрожа въ воздух?, покатились одна за другой изъ станицы во вс? края он?м?лой и безлюдной степи. Верстъ за десять, отдыхавшая стая журавлей прислушивалась пугливо къ этому гулу и расправляла крылья, чтобы взмахнуть въ поднебесье…
— Чудное д?ло… Алъ сполохъ! Чтой то у хаты старшинской. На ножи лезутъ! Аль б?да?
— Ахти! Войсковая рука р?жетъ. Чумаковъ душегубъ! Боже-Господи!!
Зашевелилась станица. Колоколъ все гудитъ и все несутся невидимкой чрезъ станицу, словно догоняя другъ дружку, гульливыя и звучныя волны. Изъ вс?хъ хатъ выб?гаютъ казаки и казачки на улицу, кто ворочается, кто б?житъ дал?е, кто толчется на м?ст?, озаряется и опрашиваетъ б?гущихъ.
Кучки казаковъ лезутъ чрезъ плетень изъ огородовъ въ слободу. У вс?хъ хатъ слышатся голоса:
— Сполохъ! Ай б?да? Алъ пожарь? Чику убили!
— Р?жутся! Господи Iсусе! всхлипываетъ старуха у калитки. Св?топреставленье! Гд? Акулька то?..
— Запирай ворота! Буди батьку! Гд? жена?
— Чику убили… Убери телка то — пришибутъ.
Девяностол?тнiй казакъ Стратилатъ выл?зъ на крылечко, ахнулъ и сталъ креститься.
— Вонъ оно! Не стерп?ли! Творецъ милостивый! Слышь, убили когой-то!
— Войски чтоль съ пушками? спрашиваетъ здоровенная казачка, выкатившись за ворота. Вся она въ саж? и изъ заткнутаго подола сыплются уголья.
— Въ тебя штоль палить! Дрофа! см?ется б?гущiй казакъ. Ишь расписалась.
— Слышь убили! Косатушки, убили!
— Кого? Голубчикъ, кого?
— Кого?! О! дура!..
— Ехорушка! а Ехорушка! шамкаетъ б?гущему изъ окошка с?дая какъ лунь голова. Не хоритъ ли?
— Горитъ… да не огонь. Сиди, д?дусь Архипъ, въ хат?. Р?жутся казаки!
Чика пронесся въ шинокъ и выскочилъ вновь оттуда съ десяткомъ казаковъ, что еще съ вечера ночевали тамъ.
— Бочку выкачу, братцы… На, вотъ, впередъ! и бросилъ кошель на порогъ и б?житъ дал?е… Кучка изъ шинка разсыпается съ гуломъ и крикомъ.
— Ого-го! Похлебка! малол?тки! Б?жи хл?бать!..
— Атаманъ Чумаковъ проявился! Убитъ Марусенокъ.
— Шапку то, шапку забылъ!
Со вс?хъ хатъ, со вс?хъ краевъ станицы, выскакиваетъ и сб?гается народъ; кто шапку нахлобучиваетъ, припускаясь рысью, кто на ходу шашку изъ ноженъ тащитъ, кто кафтанъ натягиваетъ держа пистолетъ въ зубахъ. Безоружные хватаются за дубье, за вилы, за что попало на дорог?. И крики безъ конца.
— Заржав?ла, родимая, безъ работы!
— Убирай робятъ! Притворись снутри!
— Гд? винтовка! У-у! Бабье! Винтовку?!
— Стой, брось ведро то, давай коромысло. Все лучше…
— Марусенка убили! Марусенка убили!
