— В рифму. Ты смотри, Александр Трофимович, доходы мы даем ого-го, а зарплатку нам — шиш! Надо бы вопросец поднять. Заострить. На собрании.
— Так и подними, Петрович. Заостри.
— Да что я, лапоть серый. Двух слов толком не свяжу.
— А кто свяжет? Михалыч?
— Не. Славку склонять будут. Он же накосячил. Ты давай. Обоснованно, представительно. А мы поддержим, словцо вставим. Можно сказать, зубы здесь кладем за гнутые копейки.
— Ты не застал, здесь этот работал… Татарин. Как его… Ренат, Равиль? Память, уже... Нет? Тоже было заикнулся. Наиль ему и слова не дал сказать: «Не устраивает — до свидания». Показал на дверь.
— Мы же все вместе… Летчики, знаешь что удумали, — переменил Кондрат тему. — Со второго этажа, с балкона в сугроб прыгали. И яйца не боятся отморозить, парашютисты. Сук заказали, аж по двое на брата. Так потом голые блядей на себе вприпрыжку возили, вокруг бани.
— Летчик высоко летает, много денег получает.
— Гондонов Шурка вымела кучу. Под подушку наблевали.
— Да уж, молодежь, не задушишь, не убьешь. Я с тобою, Кондрат, вот как раз о косяках и поговорить хотел, — неожиданно серьезно сказал Трофимыч. — Накосячил, говоришь, Славка. А с чего он накосячил? Скажи-ка дядя?
— Я знаю чего он накосячил? Винище жрать надо меньше! Ты его не знаешь, да? Мимо рюмки не пройдет. Рожа, как фонарь на переезде.
— Петрович, — примирительно сказал Трофимыч, — нас здесь — хер да маленько. Считай, все свои. Ну не оставляй ты ему. Ну, бухает. Ну, такой он. Что делать? Выгонят же. А кто придет? Будет тело непотребное, стукачок.
— Мне не надо — я не пьющий, — сказал Кондрат. — Если осталось от клиентов…
— Не оставляй, — перебил Трофимыч, — спрячь. Он же не останавливается, если есть. Ну, выпьет немного, это не страшно. Но не пузырь же в одну харю.
— Горбатого, — махнул рукой Кондрат, — сам знаешь. Слушай, Трофимыч. Вот если Гунде предложить здесь бильярд поставить. Но за отдельные деньги. И чтобы нам процент шел. Мы же предлагаем. Это же справедливо, как ты думаешь?
— Дарю идею, — сказал Трофимыч. — Подари идею.
Вскоре, после ухода Трофимыча, приехал Наиль, снял кассу, посетовал на плохие дороги. Кондрат в который раз осторожно высказал, что, дескать, не царское это дело директору заниматься снабжением, мол, и других забот предостаточно. И тут же, как бы между прочим, предложил машину березовых дров, сославшись на знакомых, что работают на нижнем складе и могут привезти без всяких формальностей хоть завтра.
Цена Наиля устроила и Кондрат повеселел. В цене сидела и его законная доля отката.
К снабжению Кондрат присматривался давно.
Баня требовала все больше. Ассортимент разросся, только веников предлагалось шесть видов: березовый; дубовый; эвкалиптовый; можжевеловый; березовый свежезамороженный (зимой); смешанный, с добавлением трав, мяты и черной смородины. Шел разговор о закладке второй бани и строительства просторного холла с тренажерами, бассейном, финской сауной. В планах была огромная джакузи под открытым небом и инфракрасная сауна, баня по—черному и мотель.
Прибрать к рукам снабжение такого комплекса — это означало помимо зарплаты иметь еще две, а с умом…
Эти мысли не давали Кондрату покоя и волновали кровь.
***
Как только деньги были пересчитаны и приняты, Кондрат заторопился в баню. Шура была конкурентом по сбору пустой тары и надо было поспешить.
По привычке, осматривая первым делом холодильник, Кондрат обнаружил в морозилке заледеневшую бутылку водки. На втором этаже под диваном он нашел пачку презервативов и новенькие массажные шлепанцы на толстой литой подошве.
Водку, как и презервативы, Кондрат продавал клиентам. Втридорога. От удачного начала дня он, в переизбытке чувств, хлопнул себя по ляжкам, притопнул… и поскользнулся. Падая, Кондрат ухватился за дверной косяк и полуоторвал декоративную планку. В глубине косяка что-то блеснуло.
Покряхтывая и растирая поясницу, Кондрат сходил за ножом, отжал наличник и увидел глазок небольшого аппарата, похожего на объектив видеокамеры. От аппарата в простенок тянулся проводок. Кондрат аккуратно прижал наличник на место и присел на скамью.
«Кому это надо? — подумал он, — Гунде? Чьё это, зачем?». Кондрат вспомнил недавний разговор с Трофимычем. «Здесь, в бане… Лучше и не придумать. Не видел, не знаю, — решил он. — Ничего никому не скажу». «Сказал бы словечко, да волк недалечко», — вспомнил Кондрат слова деда. Дед хоть и знал пословицу, но все же не уберегся. В 1949 дед «загремел» в края далекие, леса широкие и оттуда уже не вернулся.
«А если и в администраторской? Такое же? — мелькнуло у Кондрат в голове.— «Зачем?» — успокоил он себя, — Кто мы? Мышки. Тараканы, паучки. А в бане кто только и с кем только не бывает. Ларец Марии Медичи».
Потирая ушибленный бок, Кондрат вернулся к себе, решил вздремнуть, вытащил подушку, и было прилег, но зазвонил телефон. Голос Кондрат узнал сразу. Это был Тагир.
Тагир всегда приезжал один.
