натянута американская нейлоновая сеть, рядом висела игла для починки – челнок с расщепленным кончиком. Интересно, пришло в голову Аркадию, та ли это сеть, которая выловила Зину? Слава тупо смотрел на море.
Иногда туман подобен масляной пленке на воде. Сейчас море казалось мертвенно-спокойным. Несколько чаек кружилось над траулером, который Слава видел только благодаря яркой окраске, присущей всем американским судам. Этот траулер был бело-красный, экипаж был одет в желтые непромокаемые робы. Он покачивался за кормой «Полярной звезды», ржавый корпус которой возвышался над ним футов на сорок. Американцы вышли в море всего на несколько недель, а «Полярная звезда» была в плавании уже полгода. Траулер напоминал щеголя, вышедшего на прогулку. «Полярная звезда» была в океане старожилом.
– Обычно на вскрытиях редко когда такое случается, – проговорил Аркадий. Слава вытер рот платком.
– Зачем ей всадили нож, если она уже была мертва?
– Чтобы выпустить газы из живота, иначе бы она всплыла. Я могу и один поработать, а ты присоединяйся, когда почувствуешь себя лучше.
Слава неуклюже оторвался от борта и скомкал платок.
– На мне лежит ответственность. Мы сделаем все, как при обычном расследовании.
– При обычном расследовании убийства, – пожал плечами Аркадий, – когда обнаружат тело, то ползают по земле с лупой и металлическим детектором. Оглянись вокруг – с какой волны начнем поиск?
– Не говори про убийство. Потом слухов и сплетен не оберешься.
– Однако раны на теле говорят сами за себя.
– Это она в винт попала, – настаивал Слава.
– Разве что кто-то стукнул ее винтом по голове.
– Но ты сам сказал – следов борьбы нет. Все дело в твоем отношении к делу. И я не позволю тебе компрометировать меня своей антиобщественной позицией.
– Товарищ Буковский, я простой рабочий с конвейера. Вы – олицетворение светлого советского будущего. Естественно, вы не можете разделять моих позиций.
– Не надо мне свистеть про рабочего. Воловой рассказывал о тебе. Это ты устроил в Москве всю ту заваруху. Капитан Марчук, наверное, с ума сошел, распорядившись допустить тебя к этому делу.
– Почему же он пошел на это?
– Не знаю. – Слава был озадачен не меньше Аркадия.
По планировке и площади каюта Зины Патиашвили походила на каюту Аркадия как две капли воды: четыре койки, стол, скамья, шкаф и раковина. Однако в комнате царила совсем иная атмосфера. Вместо запаха мужского пота в воздухе витали ароматы крепких духов. Дверца шкафа вместо девиц Гурия и обидинской иконы была украшена кубинскими открытками, аляповатыми поздравлениями к женскому дню, фотографиями детей в пионерских галстуках, вырванными из журналов портретами кинозвезд и музыкантов. На одной фотографии пухлый Стас Намин, звезда советского рока, с другой хмурился Мик Джаггер.
– Это Зинина, – Наташа Чайковская показала на Джаггера.
Остальными соседями оказались: «мамаша» Мальцева, старейшая работница из цеха Аркадия, и маленькая узбечка по имени Динама, названная так в честь электрификации Узбекистана. Тем самым родители подложили большую свинью невинному ребенку, потому что в более утонченных местах Советского Союза «динамами» звали кокетливых девиц, которые пьют и едят с мужчинами за их счет, потом отправляются якобы в туалет и исчезают. Подруги, зная об этом, звали ее Динка. Ее черные глаза беспокойно бегали на плоском лице. Волосы были собраны в два хвоста, смахивающие на черные крылья.
По таком важному случаю Наташа даже не стала мазать губы помадой. За глаза ее называли «чайкой» в честь одноименного лимузина с широким капотом. Она могла раздавить Стаса Намина одной рукой, а Джаггера – одним пальцем. Наташа занималась толканием ядра, но имела душу Кармен.
«Мамаша» Мальцева сказала:
– Зина была хорошей девочкой, душевной, ласковой. – В честь гостей она надела шаль с бахромой, а сейчас сидела и штопала сатиновую подушку с вышитыми волнами и приглашением: «Добро пожаловать в Одессу». – И еще смешливая такая, – добавила она.
– Зина была добрая, – вставила Динка. – Часто спускалась в прачечную и приносила мне бутерброды. – Как большинство узбеков, Динка говорила по-русски с акцентом, проглатывая окончания.
– Она была честной советской труженицей, которой будет очень не хватать в коллективе. – Наташа, как и всякий член партии, обладала привычкой вещать, словно радиоприемник.
– Это ценные показания, – заметил Слава.
Верхняя койка была убрана. В картонный ящик из-под мороженой рыбы уложили вещи Зины: одежду, обувь, магнитофон, кассеты, бигуди, щетки для волос, серую записную книжку, ее фотографии – в купальном костюме и вместе с Динкой, индийскую коробочку для бижутерии, обтянутую цветной тканью с нашитыми стекляшками. Над койкой в переборку был вделан динамик, оповещавший команду об авралах и пожарных тревогах. Зина состояла в пожарной команде камбуза.
Аркадий безошибочно мог сказать, кто на какой койке спит. Пожилые женщины всегда занимают нижнюю, а на одной из них лежали подушки из разных портов – Сочи, Триполи, Танжера, – «мамаша» Мальцева любила отдохнуть на мягком. На тумбочке Наташи лежали брошюры типа «Последствия социал- демократического уклона» и «Как сделать кожу чистой». Вероятно, одно вытекало из другого – немалое пропагандистское достижение. На верхней койке Динки стоял игрушечный верблюд. Они превратили свою каюту в настоящий дом, что никак не удавалось мужчинам, и Аркадий чувствовал себя здесь непрошеным гостем.
– Нас интересует, – сказал он, – почему исчезновение Зины осталось незамеченным. Вы были ее соседками. Как же вы не заметили, что ее нет целые сутки?
