недавнюю сцену у Болховского, и жаркий румянец, в который раз за сегодняшний день, залил ее щеки.
— Что? Совсем безнадежно? — тоскливо спросила она.
— Анна Петровна, вы одна из самых неординарных барышень, коих встречал я на своем веку. Вы умны…
— Ах, оставьте, Нафанаил Филиппович, — поморщилась Анна. — Сейчас не до куртуазности.
— … добры, честны, — невозмутимо продолжал Кекин. — Ваша внешность, что называется, «с изюминкой». Только вы не даете себе труда подчеркнуть те пикантные черты, коими одарила вас природа.
— А они есть? — удивилась его собеседница.
— Несомненно. Огранить алмаз, — добавил он после небольшого раздумья, — нам поможет графиня Апраксина. Лучшего лоцмана в изменчивых течениях моды найти трудно.
— Графиня в городе? Да согласится ли она? — засомневалась Анна.
— Третьего дня приехала. Думаю, прелестная Эрнестина с удовольствием поучаствует в вашей затее. Тем более что когда-то я оказал ей услугу в одном деликатном деле.
— Прекрасно! Едем немедленно, — встрепенулась Анна, стремительно срываясь с места.
«Эк ее припекло», — подумалось едва поспевавшему за ней Нафанаилу.
14
Остолбеневший Болховской и то, что он дольше приличного задержал ее руку в своей, находясь под прицелом стольких глаз, как нельзя лучше соответствовало планам Анны. Не позднее завтрашнего дня по городу поползет шепоток о том, что неугомонный повеса-князь успел оправиться после трагической гибели своей невесты и двухнедельного затворничества и обратил свои взоры… куда бы вы думали? — на предмет, а иначе и не назовешь, доселе крайне ничтожный. На Аннет Косливцеву! Может, от горя у него рассудок помутился? А сама барышня какова? С ней-то что творится? Волосы обстригла, наряды по четыре раза на дню меняет, говорят, все казанские магазейны опустошила. И пойдет писать губерния. Дойдут слухи и до злодейки.
— Чудесный день, не правда ли, князь? — чуть задыхаясь от волнения, сказала Анна, с тревогой заметив, как на скулах Бориса заходили желваки. Под его пристальным взглядом она смутилась и принялась нервно покручивать ручку зонтика. Пауза затягивалась.
— Именно эту нетривиальную тему мы обсуждали, направляясь сюда, — пришел на выручку Анне Нафанаил Кекин, — осталось услышать только ваше мнение, князь.
— Прошу прощения, господа, но участие в сей дискуссии я приму позже, — без улыбки ответил Борис и, взглянув на Анну, добавил: — Уделите мне несколько минут вашего драгоценного времени, любезная Анна Петровна, для обсуждения крайне важного вопроса.
Не дожидаясь ответа, он подхватил ее под локоток и почти потащил в сторону маленькой ротонды, что белела чуть в стороне от главной аллеи.
— Да что ты себе позволяешь? Отпусти сейчас же! У меня синяки будут! — в панике прошептала Анна, еле поспевая за его широким шагом. — На нас все смотрят, болван!
— Ты ведь, кажется, этого и добивалась? — сквозь зубы проговорил князь и чуть подтолкнул ее к широкой скамье. — Сядь и прекрати трясти зонтом!
Анна опустилась на скамью, не решаясь взглянуть ему в лицо.
— Чем ты недоволен? — спросила она, опустив глаза на его до блеска начищенные сапоги. Те молчали. — Ты же сам сказал, что я должна сменить, как ты выразился, «экипировку», — обратилась она уже к пуговицам на мундире, но и они безмолвствовали, пуская ей в глаза солнечных зайчиков. — Мы же договорились! — в отчаянии напомнила Анна серебряным аксельбантам.
Аксельбанты мелко задрожали. Она в недоумении перевела взгляд на лицо Бориса. Он закинул голову назад и громко расхохотался. «Кажется, буря пронеслась», — с облегчением подумала Анна. Внутри у нее заплясали крохотные смешинки, легкой стайкой подкатили к горлу. Она нервно хихикнула, но, заметив любопытные взгляды гуляющей публики, решительно подавила в себе желание присоединиться к беспечному смеху Болховского.
— Прекрати рж… смеяться! Это неприлично, в конце концов, — тоном строгой гувернантки произнесла она. — И позволь узнать, что вызвало у тебя сей приступ гомерического хохота?
— Аннета! Ты меня уморишь! — ответил Болховской, присаживаясь с ней рядом на скамью и вытирая глаза, на которых от смеха выступили слезы. — Одно из двух: или ты меня уморишь, или я тебя придушу, — уже спокойнее произнес он.
— По нашему плану таковое желание должно возникнуть отнюдь не у тебя.
— Выброси этот дурацкий план из головы, — опять начиная сердиться, ответил Борис.
— Даже не мечтай! — отрезала Анна. — Я что, зря старалась? Целых четыре дня выслушивала бесконечные наставления Эрнестины о том, как обворожить мужчину, как улыбаться, когда томно вздохнуть, а когда глазки потупить. А бесконечные примерки! За эти дни я почувствовала себя подушечкой для иголок! А наряды! Куда я их дену? Горничным раздам? Нет уж, друг мой, взялся за гуж — не говори, что не дюж.
— Аннета, дорогая, — примирительным тоном произнес князь, — ценю твои усилия. Но это слишком опасно, я не могу тобой рисковать. Пойми меня.
Он взял ее руку, затянутую в кружевную митенку, поднес к губам и нежно поцеловал. Легкая дымка окутала мир, как будто издалека доносились голоса людей, грохот экипажей, щебет птиц, но все это было миражом. Настоящим, до боли реальными были только его темные кудри, склоненные над ее рукой и тепло губ. Вновь по телу побежали огненные ручейки, наполняя его трепетом и истомой.
— Вот и договорились, — чуть хрипловато прошептал он, подняв голову и взглянув ей прямо в глаза.
Что?! Анна тряхнула головой.
— Со мной твои штучки не пройдут! — решительно заявила она, но голос-предатель дрогнул, выдавая ее волнение.
— О чем ты? — удивленно приподнял темные брови Болховской.
— Не забывай, я все твои кунштюки касательно дамского обольщения на перечет знаю. Мастерски проделано. — Она ехидно усмехнулась. — И ты их обязательно пустишь в ход. Когда мы начнем осуществлять наш план.
— Нюта…
— Поздно, Борис. Военная кампания началась. Неужели не понимаешь, что ты уже дал прекрасную пищу для пересудов, чуть ли не силой затащив меня, — она оглянулась вокруг, томно вздохнула, отчего ее грудь туго натянула ткань лифа, еще резче обозначив золотистые округлости, — в это премилое уединенное местечко.
Борис невольно окинул ее взглядом и нервно сглотнул.
— Чертовка, — пробурчал он. — Хорошо, будь по-твоему. Только при первом намеке на опасность вон из города и из губернии тоже. Обещай!
— Все, что угодно, милый, — промурлыкала Анна, поднимаясь со скамьи. — А теперь верни меня обратно. На сегодня мы достаточно эпатировали публику.
Следующий час для Болховского был полон неожиданностей, и не всегда приятных. К последним относилось то, что каждый из встретившихся знакомых, считал своим долгом сначала с недоумением таращить глаза на Анну, потом, заикаясь от изумления, рассыпаться в слащавых комплиментах и пускать слюни чуть ли ей не в декольте. К концу променада вокруг прелестной графини Апраксиной и преображенной Анны вился целый рой поклонников. Борис со снисходительной усмешкой поглядывал на их ужимки и прыжки, но спустя некоторое время почувствовал, как где-то в глубине него начало нарастать глухое раздражение. Они что, слепые? Это же Анна. Мадемуазель Косливцева — чудачка и синий чулок. Что в ней изменилось, кроме платья? Ничего. С чего вдруг такая ажитация? Борис чувствовал, что закипает, как походный самовар.
