Я не потерплю никакого осуждения в ваш адрес.
– Вижу, что мне придется не спускать с вас глаз, Розамунда, – почти печально ответил он. – У вас золотое сердце. Но теперь, дорогая девочка, нужно решить, что вы наденете для первого визита ко двору. Энни!
Молодая камеристка проворно вбежала в комнату.
– Энни, принеси оба черных платья госпожи. Я должен решить, в каком она впервые ослепит двор своим появлением.
Энни поспешила выполнить приказ.
– Черное с золотом, – решил лорд Кембридж, почти не задумываясь. – Парча превосходного качества, а вышивка – само совершенство. Энни, пусть Долл покажет тебе, как укладывать волосы госпожи. Эта очаровательная коса не годится для двора. И, кузина, я велю принести вам английский чепец для вуалей. Он особенно идет молодому очаровательному личику. Более элегантный французский, или «гейбл», будет вас старить. Итак, английский чепец [7] для первого визита, а позже, вероятно, можно будет оставить только нижний, чтобы показать волосы. Теперь драгоценности.
Жемчужное ожерелье с крестом – идеальный выбор, но этого недостаточно.
Сунув руку в карман, он вынул что-то и вложил ей в ладонь.
Розамунда восхищенно уставилась на прелестную брошь, большую круглую кремовую жемчужину в золотой оправе, усыпанной мелкими алмазами.
– О, Том, – ахнула она, – для меня такая честь ее носить! Как великодушно с вашей стороны одолжить мне ее! Она принадлежала вашей матушке?
– Нет, я купил ее для друга, оказавшегося, как выяснилось позже, вовсе не другом. Я дарю вам ее, дорогая девочка.
Том наклонился и поцеловал ее в лоб.
– Доброй ночи, дорогая кузина. Увидимся завтра, до того как я отправлюсь в Лондон. Приятных снов.
Он поднялся и, направляясь к двери, бросил на ходу:
– Энни, вы с Долл приготовите платье из черной парчи с золотой вышивкой и газовую вуаль.
Энни немедля побежала за ним, осыпая вопросами по поводу тонкостей туалета госпожи.
Розамунда легла, сжимая брошь. Странно, она никогда не слышала о мужчинах, предпочитавших брать в любовники лиц своего пола. Честно говоря, она так и не поняла, в чем дело, но ее кузен Том – человек хороший, и больше ей ничего знать не требуется.
Постепенно ее веки отяжелели, брошь упала на покрывало, где ее потом нашла Энни. Служанка взяла украшение и положила в бархатный мешочек вместе с остальными драгоценностями госпожи.
Розамунда проснулась, когда солнце уже поднялось высоко.
– Господи! Сколько же я проспала? – удивилась она.
– Ночь и полдня, хозяйка, – ответила Энни.
– А лорд Кембридж?
– Он еще не уехал. Уж эти горожане! Непонятно когда ложатся и встают, – проворчала Энни. – Его милость велел вам сегодня оставаться в постели. Пойду принесу вам поесть.
Розамунда позавтракала бараньими отбивными, хлебом, маслом, сыром и клубничным вареньем, запивая все это превосходным терпким элем. Энни как раз убирала поднос, когда прибыл кузен пожелать доброго утра. Он был одет в элегантную мантию темно-красного бархата, доходившую до середины икр и отороченную богатым черным мехом. На шее висела красивая золотая цепь из маленьких квадратных звеньев, украшенных черной эмалью. Из-под мантии виднелись шелковые шоссы в золотую и темно- красную полоску. Туалет довершали черные кожаные туфли на каблуках.
– Знаю, дорогая, что еще рано, – заметил он, – зато королева, возвращаясь с мессы, успеет меня заметить. Я прибуду как раз вовремя. Кроме того, я договорюсь об аудиенции с одним из ее секретарей: нужно же сообщить о вашем приезде.
– Но если, как вы говорите, она вас заметит, не проще ли сразу сказать, что я здесь? – удивилась Розамунда. – Столько церемоний, вместо того чтобы просто шепнуть: госпожа Фрайарсгейта уже приехала, ваше величество.
– Верно, – хмыкнул он, – но мы должны соблюдать протокол. Королева настоятельно этого требует. К тому же, дорогая кузина, именно поэтому вы можете оставаться в постели и отдыхать после путешествия. Если повезет, я должен вернуться с новостями еще до полуночи. Если нет, увидимся завтра. Я объяснил вашей Энни и юной Долл, что делать с вашим платьем. Вы в хороших руках. Прощайте, дорогая девочка.
Он послал ей воздушный поцелуй и торопливо вышел.
Розамунда, к своему удивлению, обнаружила, что все еще чувствует себя усталой. Она спала большую часть дня, и Энни наконец разбудила ее с сообщением, что в дневной комнате накрыт обед. Розамунда встала и босиком прошла в соседнюю комнату, где стоял маленький столик, на котором теснились блюда: треска в сливочно-укропном соусе, сырые устрицы, каплун, начиненный хлебными крошками, сельдереем, яблоками и сдобренный шалфеем, толстый ломоть окорока, пирог с кроличьим фаршем, миска крошечных свеколок в масле, хлеб и сыр. На сладкое были поданы печеные яблоки с корицей и сахаром, плавающие в густых сливках.
– Если я и дальше буду так сытно питаться, скоро растолстею, – вздохнула Розамунда. – Однако должна сказать, что это место куда более приятное, чем все королевские дома и дворцы, вместе взятые.
– Мейбл сказала, что там негде уединиться, – вспомнила Энни.
