приличной жене.
– Спасибо, дядя, – скромно обронила она, поднимаясь. – Давай я провожу тебя и как следует попрощаюсь.
Но прежде она присела перед Оуэном.
– Увидимся за обедом, милорд.
Дождавшись, пока муж выйдет из зала, она обернулась к молодой служанке:
– Беги на кухню и передай, чтобы кухарка дала моим дядюшкам еды в дорогу.
– Сейчас, госпожа, – ответила девушка, приседая, и побежала выполнять поручение.
Затем Розамунда послала слугу в конюшню присмотреть, чтобы кони дядюшек были вычищены, напоены, накормлены и готовы к поездке. Слуга вернулся одновременно со служанкой, которая несла два тщательно завязанных узелка.
– Что в них? – с улыбкой спросила Розамунда.
– Мягкий хлеб, сыр, баранина и яблоки, госпожа, – поспешно ответила девушка.
– Наполните в дорогу фляжки, – предложила хозяйка. – Днем будет жарко, и вас станет мучить жажда.
Она проводила родственников во двор, где конюхи уже держали коней. Ричард ловко взлетел в седло. Подол темной сутаны из домотканой материи слегка приподнялся, обнажив мускулистые белые икры и маленькие ноги в кожаных сандалиях. Генри, однако, пришлось воспользоваться колодой и помощью конюхов. Те азартно подталкивали его, пока он не оказался в седле. Темные шоссы обтягивали толстые бедра Розамунда подумала, что он и в самом деле нездоров, но дело тут, похоже, не только в весе.
– С Богом, – пожелала она на прощание.
– Пусть Господь дарует тебе сына, племянница, – пожелал Ричард. – Мы станем молиться за тебя в нашем аббатстве.
– Спасибо, дядя.
– Нечего попусту болтать, пора в дорогу, – проворчал Генри, но, словно спохватившись, нехотя процедил:
– Прощай, племянница.
Розамунда проводила их взглядом и вернулась в зал, где уже сидела Мейбл.
– Кажется, Генри действительно нездоров, – заметила она Мейбл ехидно хихикнула.
– Я только что узнала от нашей кухарки, чья сестра служит в Оттерли-Корт, что у мадам Мейвис живот вырос до носа, да только это не твой дядя потрудился Говорят, жена твоего дяди спуталась с дюжим молодым конюхом Он сам застал прелюбодеев в копне сена и немедля выгнал наглеца. И вдруг на Пасху за праздничным обедом мадам Мейвис на весь зал объявляет, что ждет ребенка. Твой дядя не смеет обличить негодяйку, ибо скорее умрет, чем публично признает себя рогоносцем, хотя домашние и без того знают правду. Говорят, что теперь он сомневается в отцовстве всех ее отпрысков, если не считать старшего, который так похож на папашу, что никто не сомневается в законности его рождения.
– Бедный дядя Генри! – вздохнула Розамунда. – Мне почти жаль его. Он так гордился тем, что принадлежит к роду Болтонов и рожден в законном браке, в отличие от Эдмунда и Ричарда. Все же он настолько алчен и злобен, что невольно испытываешь сочувствие к этой корове Мейвис. С ним нелегко уживаться, Мейбл, как мы обе хорошо знаем. Но супружеская измена? Мейвис жестоко отомстила мужу, и, боюсь, больше всего пострадают несчастные дети, хотя во всем виноваты ее неверность и его безрассудная гордость.
– У тебя доброе сердце, дитя мое, – заметила Мейбл.
– Ты присмотришь сегодня за слугами? Я все еще не оправилась после наших путешествий и хочу пойти к себе и отдохнуть.
– Беги, девочка, – разрешила Мейбл.
– Если можно, пусть принесут лохань. Я хочу принять ванну.
– Сейчас пришлю парней с горячей водой, – пообещала Мейбл. – Они заодно выкатят лохань, миледи.
– До чего же величественно звучит! – хихикнула Розамунда.
– Но ведь ты жена рыцаря. Как же еще к тебе обращаться? – заметила Мейбл. – А теперь бегите, миледи.
Розамунда вошла в спальню и улыбнулась лежавшему на постели мужчине.
– Милорд! – воскликнула она, приседая. – Я приказала приготовить ванну, и вы должны спрятаться, когда придут слуги. Не дай Бог, кто-то узнает, что вы валяетесь в спальне, вместо того чтобы выбраковывать овец!
Она весело подмигнула мужу.
– Я велела дать дядюшкам еды на дорогу и благополучно выпроводила.
– Подойди, жена, и поцелуй меня, – приказал он, чуть сощурившись.
Но Розамунда игриво отстранилась.
– Мейбл сказала, что кухарка, сестра которой служит в Оттерли, говорит, будто у Мейвис живот на нос лезет, но мой дядя тут ни при чем. Поэтому у него такой ужасный вид. Он не может отречься от ребенка, чтобы не навлечь на себя позора, а ты ведь знаешь, каков дядя Генри.
– Иди сюда, – повторил он уже настойчивее.
