– Кажется, слуги идут, – лукаво бросила Розамунда, – вам следует спрятаться в моем скромном гардеробе, муженек.
Оуэн нехотя поднялся, подошел к небольшой, закрытой занавеской нише и, повернувшись, притянул к себе жену.
– Мадам, вам грозит опасность получить трепку, ибо вы, боюсь, стали ужасно противной маленькой кокеткой.
Он завладел ее губами. Задохнувшись, она оттолкнула его, но прежде потянулась погладить его мужское достоинство, явно нуждавшееся в ее внимании.
– Мы решим это, когда ванна будет готова. Снимите одежду, сэр, ибо я намереваюсь собственноручно вымыть вас.
– Ах, – пробормотал он, – вы так же непослушны, как я и думал, мадам. Но повинуюсь вам и с нетерпением жду ваших милостей.
Он со смешком направился к нише.
– Войдите, – откликнулась Розамунда, когда в дверь постучали.
Несколько слуг внесли дубовые ведра с дымящейся водой. Один из них, поставив ведро на пол, подошел к небольшому углублению перед камином и вытащил лохань.
Дождавшись, пока слуги наполнят ее водой, Розамунда плеснула туда капельку драгоценного душистого масла, подарок шотландской королевы, и в комнате распространился аромат белого вереска. Когда мужчины ушли, Розамунда заперла дверь на засов. Из ниши раздался кашель.
– Еще минуту, милорд, – сказала она мужу, спеша раздеться. Оставшись обнаженной, она медоточивым голоском позвала:
– Выходи, Оуэн. Я готова.
Оуэн выступил вперед, тоже совершенно нагой, и при виде голой жены улыбнулся.
– Я не выбракую тебя из отары, любимая, – поддразнил он. – Кровь Христова, Розамунда, ты самое прекрасное создание, которое я, когда-либо встречал.
Впрочем, не помню, что я когда-либо видел женщину, на которой не било бы ни клочка одежды.
Во взгляде его светилось нескрываемое восхищение.
Она, в свою очередь, оглядела его высокую стройную фигуру. В солнечном свете, струившемся в окна, он выглядел поистине великолепно. Широченные плечи, узкая талия и, длинные мускулистые ноги! Легкий золотистый пушок покрывал его ноги и грудь. Тонкая дорожка завитков спускалась по животу, исчезая в золотистом треугольнике, на котором покоилось его мужское достоинство.
– Это ты – самое прекрасное создание на земле, милорд Оуэн, – тихо ответила она, краснея от собственной дерзости и смущенно отворачиваясь от этого великана, ставшего ее мужем. Неужели все жены так ведут себя с мужьями?
Он встал за ее спиной и, обняв за; талию, привлек к себе. Другая рука сжала грудь и стала играть с соском. Теплые губы прижались к затылку, скользнули по плечу. Он едва слышно шептал, обдавая ее ухо жарким дыханием, возбуждая почти до безумия.
– Прошлой ночью ты спросила, можем ли мы любить друг друга, как баран и овечка. Я ответил, что можем, но не в первый раз. Я трижды погружался в тебя, Розамунда. И теперь покажу, как баран берет овечку.
Он снова стиснул ее грудь.
От волнения Розамунда едва дышала, вздрагивая всем телом. Он легонько подтолкнул ее к столу и, когда ее бедра коснулись столешницы, приказал:
– А теперь, любимая, наклонись вперед и обопрись о стол обеими руками. Видишь, ты совсем как милая молоденькая овечка на лугу. Похотливый баран накроет тебя своим телом, оседлает и вонзится в твой горячий влажный любовный грот.., вот так!
Он одним толчком вошел в нее, заполнив до отказа.
Розамунда от неожиданности ахнула. Он так велик, и она могла поклясться, что его любовное копье подрагивает в ней.
– О-о-х, Оуэн! – вскричала она, когда он стал двигаться, резкими короткими ударами пронзая ее. – О да!
Под его весом ее груди расплющились. Его пальцы крепко держали ее. Она снова ахнула от удовольствия, когда он глубоко погрузился в нее, а потом медленно вышел, лаская ее тело чувственными поглаживаниями своей плоти.
– Пожалуйста, – взмолилась она, чувствуя, как волнение копится в ней, выгибая спину, чтобы вобрать его в себя. – О, пожалуйста, не останавливайся!
Она пронзительно вскрикнула, когда пик наслаждения накрыл ее, и обмякла, разочарованная, что все кончилось так быстро. Его хмельное вино любви бурлило в ее жадном лоне. Он хотел, чтобы их слияние продлилось немного дольше, но не смог ей противиться. И теперь он понял. Мужчина любит жену, как всякую другую женщину: со страстью, со всем искусством и, конечно, с любовью.
Оуэн поцеловал ее ушко и шутливо проблеял:
– Бэ-э-э…
Розамунда невольно хихикнула. Муж только что взял ее совершенно необычным и волнующим способом, и она великолепно себя чувствовала.
– Отпустите меня, милорд. Боюсь, теперь нам обоим придется мыться.
