на белой глади книжки записной,и мысль твоя, дитя твоей души,повторно познакомится с тобой.Приходят мысли — ты пером скрипишь:и книге польза, и тебе барыш.
LXXVIII
Ты Музой был моею, ты поройедва ли не водил моим пером,но нынче, вдохновлённые тобой,иные перья славятся стихом.Я — неуч, но летаю и без крыл;немой — пою от взора твоего,но ты же и крылатых оперил,им подарив двойное торжество.Но только мною ты б гордиться мог,ты, вдохновитель всех моих стихов;другим же ты латал дырявый слог,свой блеск отдав палитре блёклых слов.Ты — творчество моё, и твой урокотсталости моей пришёлся впрок.
LXXIX
Пока один я звал тебя в стихах,они одни в твоих лучах цвели.Теперь мой слог изысканный зачах,поскольку Муза от меня вдали.Родильной муки лучшего перадостоин ты, но в честь твою сонетукрашен тем, что у тебя вчераукрал и нынче возвратил поэт.И внешний вид, и образ жизни твойпохитил и пустил он в оборот,восславив добродетель с красотой, —всё, что в тебе, любовь моя, живёт.Но не в чести поэт: по всем счетам,долги ему простив, ты платишь сам.
LXXX
Мне больно сочинять тебе сонети знать, какой великою душойтак мощно ты хвалим, что я в ответнемею, прославляя образ твой.Но, словно море, качества твои,где шлюпки не мешают клиперам,где, удалившись от чужой ладьи,челнок мой мчится по твоим волнам.Держи меня вблизи прибрежных вод,пока на глубину плывёт чужак,не то пойдёт ко дну мой хрупкий бот,а тот корабль поднимет гордый флаг.А если в море выйти я не смог,то на любви разбился мой челнок.
LXXXI
Я помяну тебя иль ты меня,но смерть не вынет памяти твоейиз этих строк, в забвенье хоронявсе до единой чёрточки моей.Ты будешь к вечной жизни приобщён,а я навек отправлюсь в мир теней,в простом гробу вкушая смертный сон, —а люди твой увидят мавзолей.Мои стихи в грядущем перечтут,твоё надгробье обнаружат в них;тебя восславить не сочтут за труди перед смертью голоса живых.Одушевлён моим живым пером,ты оживёшь в дыхании людском.
LXXXII
Ты не вступал с моею Музой в браки без стыда поэтому привыксмотреть на посвящения писак,