Все сонеты Шекспира

CXX

Я рад, что зло твоё меня гнетёт
и, опечаленный своей виной,
сгибаюсь, ощутив ошибок гнёт
в своей душе, ни медной, ни стальной.
И если ты моим обижен злом,
как я твоим, — ты побывал в аду,
а я понять, насколько был грехом
твоим задет, досуга не найду.
Мучений наших ночь могла вполне
моей душе о прошлом намекнуть,
чтоб я тебе, как ты когда-то мне,
бальзам смиренья влил в больную грудь.
Наш грех взаимен; я его ценой
твой искуплю, а ты — искупишь мой.

CXXI

Пристойней зваться подлым по делам,
чем ни за что считаться подлецом;
и радости, неведомые нам,
находят смерть во мнении чужом.
Как смеют осуждать мой пылкий нрав
порочные глаза? Или грехом
испорчен я, и враг мой грешный прав,
считая злом, что я зову добром?
Ничуть! Я — это я, а недруг мой
мои ошибки судит по своим;
но если я — прямой, а он — кривой,
то взор его не может быть иным.
Кто мерзок сам, тот должен делать вид,
что люди плохи, а порок царит.

CXXII

В мозгу моём, не в книжке записной —
твоём подарке — память о былом
удержит все заметки до одной
надёжней, чем ненужный твой альбом.
Навек или пока отмерен срок
Природою для сердца и ума,
в таких записках я б тебя сберёг,
которым не страшна забвенья тьма.
Отчёт любви, платившей по счетам,
или никчёмный свод пустых страниц
я, осмелев, назад тебе отдам,
кого храню среди своих таблиц.
Кому нужны для памяти листки,
тот всё забудет сердцу вопреки.

CXXIII

Нет, Время, не хвались, что я затих!
Ты строишь много новых пирамид,
но чуда новизны не видно в них,
а только подновлённый внешний вид.
Не вечны мы и радости полны,
что обретаем твой давнишний хлам.
Мы верим не преданьям старины,
а в то, что всё ты даришь только нам.
Но старому и новому в укор
я с баснями твоими спор веду;
всю эту ложь и всё, что видит взор,
ты создаёшь буквально на ходу.
Назло тебе, назло косе твоей
клянусь я верным быть любви своей!

CXXIV

Будь отпрыском судьбы любовь моя,
ублюдком высших сфер, его бы мог
наш Век, добра ли, злобы не тая,
и выполоть, и превратить в цветок.
Нет, случай не помог любви моей.
Ей блеск весёлой роскоши постыл
и не по нраву ужас мятежей,
чью силу век наш в моду превратил.
Любовь, смутив предательский расчёт,
внаём сдающий время по часам,
свои расчёты с вечностью ведёт