Смерть и конюший короля

сородичей? Что вы подумали бы о вашем принце, если б он отказался сейчас, не желая рисковать жизнью, от посещения колоний – увильнул бы от участия в демонстрации британской мощи под королевским флагом?

Джейн. Понятно. Значит, ты изучал в Лондоне не только медицину.

Олунде. Вот вам одна из характернейших ошибок англичан. Вы считаете, что здравому смыслу можно научиться только у вас.

Джейн. Подожди, Олунде, не торопись. Ты научился спорить, с этим я согласна, но твои суждения вовсе не кажутся мне здравыми. Как бы ловко ты ни вел разговор, а речь-то все равно идет о варварском обычае. Я бы даже сказала – о дикарском. Умирает король, и верховный вождь должен быть похоронен вместе с ним. Ну не дичь ли это, посуди сам?

Олунде (указав рукой на принца, который опять приблизился к авансцене). А это? Как назвать подобное действие, когда мир сотрясают корчи остервенелой войны?

Джейн. Терапией в британском стиле. Попыткой сохранить разум, когда весь мир сошел с ума.

Олунде. Или, скажем, балом во время чумы, театрализованным безумием. Но вообще-то меня это не интересует. Белые умеют выживать – вот что я в конце концов понял. По естественным – и природным, и логическим – законам они должны бы истребить друг друга в этой войне, должны уничтожить свою пресловутую цивилизацию и вернуться к варварству, которое они приписывают черным, – так мне сначала казалось. Но потом я осознал, что умение выжить – вот ваше высочайшее искусство. Будьте, однако, немного скромней – предоставьте другим выживать по-своему.

Джейн. Например, с помощью ритуальных самоубийств?

Олунде. А чем ритуальное самоубийство хуже массового? Ну скажите, миссис Пилкингс, как вы назовете то, что делают наши молодые люди на этой войне по приказу их генералов? Надо, правда, признать, что у вас процветает еще одно высокое искусство – искусство подбирать определения, которые ничего не определяют.

Джейн. Разговорился! Могучие легкие да окольные речи – вот все, что нужно таким, как ты.

Олунде. Такие, как я, не называют по крайней мере черное белым. В ваших кинохрониках и радиопередачах страшные, гибельные поражения постоянно именуют стратегическими победами. А я ведь не только слушал радиопередачи и смотрел кинохроники – нас всех посылали на практику в госпитали. Через госпитальные палаты, которые я обслуживал, проходили сотни и сотни раненых. Я разговаривал с ними. Мне случалось долгими вечерами сидеть у их коек и слушать кошмарную правду об этой войне. Теперь-то я знаю, как делается история.

Джейн. Ну, во время такой войны, для поднятия боевого духа…

Олунде. Чудовищные, непостижимые уму бедствия следует называть блистательными достижениями? А впрочем, я говорю даже не об этом. Как вы назовете ликующие вопли под окнами у людей, которые оплакивают своих близких? Разве это не святотатство?

Джейн (помолчав). Да, теперь я, кажется, понимаю, в чем дело. Мы выбрали неудачное время, и тебе пришлось увидеть отнюдь не самые лучшие черты нашего мира.

Олунде. Я говорю не только о войне. Мне удалось посмотреть на ваш мир, на ваших людей и в мирное время. И я не нашел ничего – решительно ничего! – что давало бы вам право судить и осуждать другие народы, с иными, чем у вас, обычаями и законами.

Джейн (после секундного колебания). Ты говоришь о проблеме… цветных? Да, я знаю, расисты у нас встречаются.

Олунде. О, все отнюдь не так просто, миссис Пилкингс! Ведь по-вашему получается, что, когда я приехал в Англию, у меня ничего не было за душой.

Джейн. Да, в этом ты, пожалуй, прав. Саймон и я, мы только сегодня вдруг поняли, что нам было неизвестно, с чем ты уехал.

Олунде. А мне, думаете, было известно? Я и сам осознал это только там, у вас, и буду благодарен за мое открытие вашей стране до последнего вздоха. Но теперь уж из меня мое открытие не вытравишь!

Джейн. Олунде, у меня есть к тебе одна очень важная просьба. Пообещай мне, что ты никогда не откажешься от своего призвания – призвания врача. Мы с мужем считаем, что из тебя получится замечательный врач – благожелательный, умелый, участливый. Дай мне слово, что ты не откажешься от своего дела.

Олунде (искренне удивленный). Разумеется, не откажусь. Что за странная идея? Я непременно вернусь в Англию, чтобы завершить мою практику. Сразу же после похорон отца.

Джейн. О Господи!..

Олунде. Миссис Пилкингс! Давайте выйдем отсюда. Тут из-за этой музыки мы ничего не услышим. (Увлекает Джейн с галереи на лужайку перед дворцом наместника.)

Джейн (спускаясь по лесенке). О чем ты?

Олунде. О барабанах. Их говор меняется. Слушайте!

Звучит отдаленная, но более громкая, чем раньше, барабанная дробь. Ее ритм учащается, отдельные удары почти сливаются в монолитный гул – и вдруг наступает тишина; а потом, после паузы, раздаются редкие, словно бой глухого колокола, удары.

Ну вот. Все кончено.

Джейн. Так он…

Олунде. Да, миссис Пилкингс, мой отец умер. Его воля всегда напоминала мне гранитную скалу; у меня нет никаких сомнений – он мертв.

Джейн (срываясь на истошный крик). Бесчувственный носорог! Бездушный чурбан! Ты объявляешь о смерти отца, как циничный хирург над телом… над трупом бездомного бродяги! Дикарь! Все вы тут дикари!

Адъютант (выскочив из дверей танцевального зала и спустившись на лужайку). Миссис Пилкингс! Миссис Пилкингс!

Джейн обессиленно всхлипывает.

Что с вами, миссис Пилкингс?

Олунде. Не беспокойтесь, она сейчас придет в себя. (Поворачивается, чтобы уйти.)

Адъютант. А тебе что здесь надо? Кто ты такой?

Олунде. Вы правы – мне ничего здесь не надо. (Собирается уйти.)

Адъютант. Ты что – оглох? Тебя спрашивают, кто ты такой!

Олунде. Мне, извините, некогда.

Адъютант. Некогда, вонючий ниггер? А ну отвечай!

Олунде (не останавливаясь). Я тороплюсь на похороны…

Адъютант. Я тебе сейчас устрою похороны! Стража!

Джейн. Не надо! Пожалуйста, не надо! Со мной все в порядке. Ради Бога, не делайте глупостей, Боб! Он друг семьи.

Адъютант. Друг не друг, а должен отвечать, когда его спрашивают. Ишь ведь – понадевали европейские костюмы, да и возомнили о себе черт-те что!

Олунде. Я могу идти?

Джейн. Нет-нет, не уходи! Мне надо поговорить с тобой. И прости меня за мои дурацкие слова.

Олунде. О, не беспокойтесь, миссис Пилкингс. Но я и правда тороплюсь. У меня не было возможности повидаться с отцом – наследнику и преемнику королевского конюшего это запрещено после смерти короля. А теперь… теперь мне хочется прикоснуться к его телу, пока оно не остыло.

Джейн. Ты успеешь. Я обещаю, что не задержу тебя надолго. Но мне будет очень тяжело, если ты уйдешь прямо сейчас. Извините, Боб, нам надо поговорить.

Адъютант. Вы уверены, что вам не нужна моя помощь?

Джейн. Уверена, Боб, конечно, уверена. Я услышала неприятное известие, но теперь вполне оправилась. Со мной все в порядке, Боб.

Адъютант, чуть помедлив, неохотно уходит.

Олунде. Мне надо торопиться.

Джейн. Пожалуйста, Олунде, я скоро тебя отпущу. Дело в том… ты видел, что здесь происходит с