помощью рта и что из четвероногих ласка рожает через рот. Наряду с этим у Анаксагора имелись и правильные наблюдения. Так, он дает в основном правильное описание механизма дыхания рыб с помощью жабр.
Несомненным достижением Анаксагора было признание роли мозга, который, по его мнению, является источником всех ощущений. Как мы знаем, Аристотель стоял в этом вопросе на весьма устаревших позициях, утверждая, что единственная функция головного мозга — охлаждение слишком горячей крови. Анаксагор примыкал в данном случае к традиции, восходившей к протонскому врачу и философу начала V в. Алкмеону, который впервые обнаружил нервы, ведущие от органов чувств к головному мозгу.
Весьма показательно расхождение Аристотеля и Анаксагора в вопросе о значении рук для человека. Согласно свидетельству Аристотеля, Анаксагор говорил, «что человек — самое разумное из всех животных благодаря рукам…» («О частях животных» 10, 687а 7). Аристотель категорически не согласен с этим утверждением: по его мнению, лучше было бы сказать, что человек получил руки вследствие того. Что он наиболее разумен. Аристотель рассуждает здесь как типичный метафизик: для него разумность есть изначально присущее человеку свойство. Человек разумен, и вследствие этого он обладает руками. Ибо только разумное существо может надлежащим образом ими пользоваться. Для Анаксагора же разумность человека является свойством, развившимся под влиянием естественных причин. Среди которых он выделяет наличие рук.
Заметим, кстати, что проблема разумности человека решается Анаксагором без всяких ссылок на Разум («нус»). Казалось бы, чего проще: человек разумнее других живых существ, потому что в нем больше Разума. Однако Анаксагор этим соображением не пользуется. Выходит, что Разум, играющий решающую роль в его космогонии, не имеет никакого отношения к разумности живых существ. Это лишний раз подтверждает наши соображения об особом статусе Разума, функции которого не имеют никакого отношения к разумности или мыслительной способности в обычном, тривиальном смысле.
Мы не располагаем прямыми свидетельствами о том, как трактовалась Анаксагором проблема смерти. Имеется лишь одно очень невнятное указание на то, что смерть души он понимал как «разделение» (может быть, разделение организма на его составные части?). Во всяком случае, учитывая общий дух учения Анаксагора, можно с уверенностью утверждать, что для бессмертия души и вообще для души как особой, отличной от материи субстанции в этом учении не было места.
Причиной сна Анаксагор считал телесное истощение организма. Таким образом (как правильно подчеркивает доксограф), сон для него был состоянием тела, а не души.
Теория ощущений, развивавшаяся Анаксагором, известна нам благодаря Феофрасту сравнительно хорошо. В отличие от Эмпедокла, утверждавшего, что ощущения возникают в результате взаимодействия подобных элементов (например, внешнего огня с огнем, находящимся в глазу человека), Анаксагор считал, что подобное не может действовать на подобное. Всякое ощущение возникает по принципу контрастности воспринимаемого и воспринимающего, причем, чем резче эта контрастность, тем сильнее ощущение. Вот как, например, объяснял он зрение. Изображение предмета, которое возникает в зрачке, создается не тем, что одинаково по цвету с предметом, а тем, что от него отличается. У большинства животных это различие цветов сильнее выражено днем, ночью же глаз и предмет становятся практически одноцветными. Но существуют и такие животные, у которых цвет предмета и цвет глаза в большей степени разнятся ночью, и эти животные лучше видят в ночное время. Аналогичным образом объяснял Анаксагор и другие чувства. Теплое воспринимается нами лишь постольку, поскольку в нашем теле есть холод, и наоборот. Пресное воспринимается тем, что в нас есть соленого, сладкое же — горьким и т. д.
Соприкосновение противоположностей в организме вызывает, по Анаксагору, страдание; по этой причине всякое ощущение неизбежно сопровождается страданием. Это становится очевидным при восприятии слишком яркого цвета или сильного шума; к тем же страданиям, которые сопутствуют обычным ощущениям, мы привыкли и поэтому не замечаем их.
Способность воспринимать те или иные ощущения зависит от величины и устройства органов чувств. Большие животные сильнее воспринимают ощущения, чем мелкие. Те животные, которые имеют большие, чистые и светлые глаза, обладают сильным и далеким зрением, те же, у которых глаза невелики, наоборот. То же верно и относительно слуха, ибо те животные, которые обладают большими ушами, слышат громкие и далекие звуки, те же, у которых уши маленькие, лучше слышат более слабые и близкие звуки. Большие животные не ощущают легкого запаха, малые же — густого.
Из своей теории ощущений Анаксагор делал далеко идущие теоретико-познавательные выводы. Поскольку ощущения зависят от величины и устройства органов чувств, они не могут служить надежным источником знания о предметах. По свидетельству Секста Эмпирика, Анаксагор обвинял ощущения в бессилии, говоря: «Вследствие слабости их мы не в состоянии судить об истине» (фр. 21) , причем в качестве примера их ненадежности он приводил постепенное изменение цвета. А именно, если мы возьмем две краски — черную и белую, а затем станем по капле переливать их из одной в другую, то зрение не сможет различать ничтожные перемены в цвете, хотя на самом деле они будут иметь место.
С этим свидетельством согласуется и ряд других. Своего рода «бродячим сюжетом», повторявшимся Цицероном, Секстом Эмпириком и другими, стало заявление Анаксагора, будто бы сказавшего, что снег только кажется нам белым, так как он есть замерзшая вода, а вода на самом деле черна.
Аристотель цитирует строки из поэмы Парменида, в которых утверждается, что человеческая мысль зависит от (элементарного) состава тела, а затем приводит слова Анаксагора, сказанные им ученикам, что «вещи будут для них такими, за какие они их примут») (Мет. Л 5, 1009в 18–1010а 26).
Вероятно исходя из этих высказываний, Цицерон причисляет Анаксагора к тем мыслителям, которые «утверждали, что нельзя ничего познать, ничего воспринять, ничему научиться, [ибо наши] чувства ограничены, души слабы, пути жизни коротки и, как говорит Демокрит, истина скрыта в глубине…» (26, 288).
Но справедливо ли такое обобщение? В интерпретации Цицерона Анаксагор, Демокрит у другие мыслители-досократики становятся похожими на скептиков эпохи эллинизма. Это, конечно, не соответствует истине. Что касается Анаксагора, то он, подчеркивая слабость наших органов чувств и ненадежность получаемых с их помощью ощущений, все же был далек от того, чтобы полностью отрицать значение чувственного познания. Об этом говорит, в частности, очень важный фрагмент книги Анаксагора, состоящий из одной коротенькой фразы, которая, по свидетельству Секста Эмпирика, вызвала одобрение Демокрита. Эта на первый взгляд загадочная фраза звучит по-русски примерно следующим образом: «…ибо явления суть зрение невидимого» (фр. 21а) [4].
Об одной этой фразе было написано много исследований. Однако смысл ее, в сущности, достаточно ясен. Анаксагор хочет сказать, что явления (phainomena), сами по себе не дающие истинного знания о вещах, позволяют тем не менее нашему умственному взору проникнуть в то, что за ними скрыто.
Поясним сказанное примером. Воспринимаемые нашими чувствами вещи кажутся нам сравнительно простыми и однородными. Когда мы взвешиваем слиток золота, мы думаем, что он состоит из одного только золота, деревянная доска представляется нам состоящей из одной древесины. На самом деле это не так, ибо и золото, и древесина, и кость, и любая другая по видимости однородная вещь представляет собою смесь бесчисленного множества элементарны;. составляющих. Наши чувства воспринимают только ту из этих составляющих, которая преобладает в данной вещи, все же прочие остаются для нас «невидимыми». Однако путем наблюдения и размышления над процессами изменения и взаимопревращения вещей мы можем дойти до познания истинной структуры вещей. Эта истинная структура не похожа на образ вещи, данной нам в ощущениях, но прийти к ее уяснению мы можем, только взяв в качестве исходной точки те же ощущения.
Сходной точки зрения придерживался и младший современник Анаксагора — Демокрит (недаром он хвалил процитированную выше фразу Анаксагора). У Демокрита истинное знание состояло в уяснении атомистической структуры вещей, которая не дана нам в наших ощущениях (ибо атомы в силу их малости не могут быть восприняты чувствами), но к познанию которой мы можем прийти путем анализа данных нашего чувственного опыта.
И Анаксагор, и Эмпедокл, и Демокрит были рационалистами, поскольку размышления, спекулятивные умозаключения ставились ими выше эмпирических данных. Последние же не только не отвергались ими, но считались необходимой предпосылкой для умозаключений. А в отдельных случаях они прямо прибегали к
