географами как некая материальная система, которая выражается сложной комбинацией физических и биологических условий той или иной части Земли; здесь сталкиваются многие факторы различного порядка, образующие известное равновесие [36]. Приведение всех явлений и сил такой системы в равновесие происходит благодаря взаимному приспособлению как неодушевленных форм, так и живых существ.
Географическим фактором первого порядка Видаль де Ла Блаш считал человека. Признавая важность проблемы влияния географических условий на судьбы человечества и его историю, он, однако, подчеркивал, что 'изучение эволюции земных явлений предполагает хронологию, отличную от хронологии истории человека. И вряд ли можно объяснить зрелище цивилизаций и их упадка изменениями природного порядка'[37]. Такое понимание соотношения географии и истории стало значительным шагом вперед по сравнению с упрощениями этой проблемы, имевшими место в трудах Монтескье, Тэна и других французских историков XVIII—XIX вв. Оно тем более не имело ничего общего с доведенной до абсурда идеей географического детерминизма, выразившейся у немецкого географа Ф.Ратцеля в фаталистической формуле 'среда (географическая.-
Проблема соотношения географии и истории как научных дисциплин надолго привлекла внимание французских историков; ее научное решение осуществлялось главным образом путем дальнейшего углубления и развития обоснованной Видаль де Ла Блашем концепции 'географии человека', согласно которой необходимо изучение взаимоотношений природы и человека, роли человека как фактора, изменяющего географическую среду. Не принимая основную идею географического детерминизма о том, что природная среда определяет судьбы человечества, французские географы и историки главной задачей исследований проблемы взаимоотношений природы и человека считали выяснение реального уровня географических влияний и реакций на них человека на протяжении всей его истории.
Отношения между французской географической школой и 'Анналами'- это нечто большее, нежели добрососедские отношения двух наук. География органически интегрировалась в научные исследования 'Анналов' и стала их неотъемлемой частью. У истоков 'Анналов' рядом с Блоком и Февром стоял и один из наиболее видных представителей французской географической школы—Альбер Деманжон. В свою очередь историки школы 'Анналов' внесли столь существенный вклад в развитие французской географической науки, что ее уже с трудом можно представить себе без их работ.
Очень многие явления и события в области общественных наук, да и во всей идейной жизни Франции первых десятилетий XX в. неразрывно связаны с именами двух крупных ученых философа и литератора А.Берра и социолога Э.Дюркгейма [39]. Каждый из них смог объединить вокруг себя большую группу ученых, представляющих самые различные области знания. Социологическая школа Э.Дюркгейма приобрела широкую известность и влияние в западном мире. А. Берр не создал своей научной школы в точном смысле этого понятия, но он основал так называемый Международный центр синтеза, в который наряду с буржуазными политическими деятелями и представителями деловых кругов вошли и крупнейшие ученые: А. Эйнштейн, Э.Резерфорд, Дж. Фрейзер и др. Историческая секция этого центра была представлена такими именами, как П.Ренувэн, А.Пиренн, Д.Хёзинга, Д.Травельян и др. Каждое из этих объединений ученых располагало своим печатным органом: А. Берр издавал 'Revue de synthèse historique', Э. Дюркгейм - 'Année sociologique'.
Между двумя научными направлениями было много общего, что и дает основание рассматривать их как относительно единый феномен в истории буржуазного обществоведения. Это общее в своей основе определялось социально-политическими позициями и идейно-теоретическими воззрениями большинства ученых, объединившихся вокруг Э.Дюркгейма и А.Берра. Социальнополитическая и теоретическая концепции Дюркгейма отвечали идеологическим запросам реформистски настроенной либеральной буржуазии. Целью Дюркгейма было создание новой идеологии буржуазии, идеологии, которая бы имела 'научный характер'[40]. Идейный смысл 'теории исторического синтеза' Берра состоял в том, чтобы устранить некоторые наиболее очевидные пороки традиционной буржуазной историографии и с помощью элементов 'экономического материализма' создать видимость, что исторический материализм — это уже пройденный этап науки, поскольку все 'ценное', что в нем было, якобы уже 'синтезировано', а то, что осталось, односторонне и не заслуживает серьезного внимания [41].
Эти научные направления отличало единство взглядов по многим вопросам, относящимся к характеру современной науки, ее социальным функциям. Берр и Дюркгейм выступали против иррационализма и бездумной фактографии. Со страниц их журналов нередко звучал решительный протест против откровенного спиритуализма и клерикальной реакции. Критика реакционных течений в буржуазной философии и историографии, выступления против априорных схем спекулятивной философии истории и социологии, разработка отвечающих требованиям времени методов научного анализа поднимали авторитет этих направлений и привлекали к ним внимание широких кругов научной общественности. Вокруг Берра и Дюркгейма объединялись ученые самых различных политических убеждений и научных интересов. Многим ученикам Дюркгейма бьш, например, близок реформистский социализм жоресистского толка. Дюркгеймовцы М.Мосс, Ф.Симиан, Л.Леви-Брюль были членами социалистической партии. Именно с этими учеными 'Анналы' поддерживали непосредственные контакты.
Блок и Февр начали с активного сотрудничества с каждым из этих научных объединений. Блок входил в историческую секцию Международного центра синтеза, систематически выступал на страницах 'Ревю де синтез историк'. Февр опубликовал в задуманной Берром коллекции 'Районы Франции' одну из самых первых своих работ по региональной географии - 'ФраншКонте'. Его книгой 'Земля и эволюция человечества'открывалась рассчитанная на 200 томов серия Берра 'Эволюция человечества'. Эта книга служила своего рода введением ко всему изданию и была призвана 'задать тон', пробудить своими гипотезами и выводами интерес читателей ко всем последующим публикациям серии. Совместная борьба Блока, Февра и Берра против традиционной историографии, за обновление исторической науки составляет непосредственную предысторию школы 'Анналов'—этого, по выражению Ф.Броделя, 'настоящего дитя' издаваемого Берром 'Ревю де синтез историк'[42]. О школе Дюркгейма Февр и Блок также всегда отзывались с большим почтением. Эта школа, писал Февр, 'живет как в делах каждого из нас, так и в нашем общем деле, каковым являются 'Анналы'[43]. Блок говорил о социологии Дюркгейма: 'Наша наука многим ей обязана. Она научила нас анализировать более глубоко, ограничивать проблемы более строго, я бы даже сказал, мыслить не так упрощенно'[44][9].
Эти оценки, а также анализ трудов историков школы 'Анналов' и сопоставление их теоретических положений с основными концепциями 'исторического синтеза' Берра и так называемого 'социального реализма' школы Дюркгейма дают достаточно оснований для утверждения, что именно берровская теория и дюркгеймовская социология во многом определили исходные принципы 'Анналов' и стали для них теоретико-методологической основой.
Научная позиция Берра была в основном определена в его докторской диссертации, которая называлась 'Синтез исторических познаний. Очерк о будущем философии'. Здесь он сформулировал ту магистральную линию, которой придерживался всю жизнь: заменить, исправить, дополнить 'ныне осужденную' философию истории. Берр выступил не против сотрудничества истории и философии вообще, а против традиционной философии истории гегелевского толка. История и философия, должным образом согласованные, должны были, по убеждению Берра, стать двумя основными аспектами будущей науки, которая приобретет характер 'исторического синтеза'; это будет наука 'в одинаковой мере умозрительная и основанная на практике, ретроспективная и устремленная в будущее'[46].
Блок и Февр прошли вместе с Берром большой и сложный путь-путь сомнений, поисков и приобретений, которые воплотились впоследствии в их концепции исторической науки. Они были вместе с Берром до тех пор, пока он разделял их веру в прогресс человечества и убежденность в безграничных возможностях научного познания, пока он доказывал, что история лишь тогда сможет утвердиться как наука, когда в ней восторжествуют столь же строгие научные методы, как и в науках естественных. Для них были близки и понятны выступления Берра против историков-атомистов [47], рассматривавших общество как механический агрегат индивидов. Они безусловно поддерживали Берра, когда он боролся против подмены точных исторических фактов произвольными схемами и субъективноидеалистическими спекуляциями. А дальше? ...Дальше в Берре заговорил философ. Причем не философ вообще, а самый ординарный представитель той традиционной буржуазной философии истории, против которой он сам на словах очень яростно боролся. Берр не смог устоять перед соблазном априорной схемы, и суть дела не
