чувствую, что и более суровые слова не могли бы сломить порыв, влекущий меня к вам.
Настоятельница. Его следовало бы умерить, а не ломать. Поверьте, это дурной способ вступать в Кармель — кидаться в него очертя голову, подобно несчастному, за которым гонятся грабители.
Бланш. Правда, у меня нет иного прибежища.
Настоятельница. Наш орден не прибежище. Не орден хранит нас, дочь моя, а мы храним наш орден.
Долгое молчание.
Скажите мне еще: выбрали вы уже для себя, хотя это и не очень вероятно, монашеское имя — на случай, если мы вас допустим к испытанию? Но вы, конечно, об этом еще не подумали?
Бланш. Подумала, мать моя. Я хотела бы зваться сестрой Бланш от Смертной Муки Христовой.
Настоятельница чуть заметно вздрагивает. Она как будто колеблется какое-то мгновение губы ее шевелятся; потом ее лицо вдруг обретает спокойное и твердое выражение человека, который принял решение.
Настоятельница. Ступайте с миром, дочь моя.
Сцена II
Какое-то время спустя, перед запертой дверью внутри монастыря кармелиток. Бланш молча ждет вместе с капелланом. Ее должны принять послушницей. Дверь открывается, позволяя увидеть, что Община собралась. Все монахини в черных покрывалах, ниспадающих с головы до пояса. Когда дверь снова запирается, они откидывают покрывала. Настоятельница и мать Мария от Воплощения Сына Б о ж и я, ее помощница, берут послушницу за руки и ведут ее в сопровождении поющих монахинь к подножию статуи, изображающей Царя Славы: Младенца Иисуса в царской мантии, со скипетром и в короне.
Сцена III
Центральный коридор на втором этаже монастыря. В этот слабо освещенный коридор выходят все кельи. Звонит колокол - это знак гасить огни. Настоятельница закрывает
приоткрытую дверь из кельи Бланш.
Настоятельница. По уставу дверь должна быть закрыта, дитя
мое.
Бланш. Я... Я... Я думала... (С призвуком наигранного оживления в голосе.) Я просто ничего не видела в темноте, матушка. Настоятельница. А что вам нужно видеть для сна? Бланш. Мне... Мне... Мне не спится.
Настоятельница. Ночи в монастыре короткие. Хорошая монахиня, как хороший солдат, должна уметь засыпать когда надо. Те, кто молод и здоров, как вы, со временем приобретают такую привычку. Бланш. Простите меня, магушка... Настоятельница. Забудем эту детскую провинность.
Настоятельница уходит, закрыв дверь. Бланш медлит немного и наконец снова приоткрывает дверь. Настоятельница возвращается, замечает это, останавливается, потом идет дальше, не закрыв двери.
Сцена IV
В лазарете Мария от Воплощения и Врачу изголовья настоятельницы.
Врач. Боюсь, что больше мы ничего не можем сделать... Вы слишком многого требуете от нас, мать моя. Я же не Господь всемилостивый...
Настоятельница смотрит на него и тут же отводит глаза. Она говорит укоризненным тоном и с какой- то ребячливой оживленностью, в которой сквозит плохо скрываемый страх.
Настоятельница. Неужто? Вы уверены? А я думала... Вчера я поела супу не только без отвращения, но почти с удовольствием, разве не так, мать Мария?
Мать Мария. Ваше Преподобие говорит правду... Настоятельница. Откровенно говоря, я даже чувствую себя гораздо лучше, чем во время предыдущего приступа. Мне всегда становится хуже при наступлении жары, такая уж у меня особенность. Ваш предшественник, бедный покойный господин Ланнелонг, это хорошо знал. Вот разразится гроза, и вы увидите, мне сразу станет легче...
Врач переглядывается с матерью Марией от Воплощения.
Врач. Я только хотел сказать, что было бы неплохо не принимать
больше лекарств и предоставить природе поработать самой, не гнать мокроты... Quieta поп movere[7].
Мать Мария. Да сохранит вас Бог для нас, мать моя!
Глаза настоятельницы неподвижно уставлены в пол, лицо ее мрачно. Наконец она произносит
словно про себя.
Настоятельница. Предаю себя воле Его, на исцеление или на смерть.
Врач с матерью Марией уходят.
Сцена V
Коридор перед лазаретом.
Врач. Я сожалею, что подумал вслух в присутствии преподобной настоятельницы...
Мать Мария. Не сожалейте ни о чем. Если бы у вас было больше опыта с такими обителями, как наша, вы бы знали, что с полным спокойствием умирают монахини только двух разрядов: самые святые и самые негодные.
Врач. Но я полагал, что Вера...
Мать Мария. Укрепляет не Вера, а Любовь. И когда Супруг Сам приближается к нам, чтобы принести нас в жертву, как Авраам сына своего Исаака, надо быть либо самим совершенством, либо самой глупостью, чтобы не чувствовать страха.
Врач. Простите меня... Я думал, что в доме мира...
Мать Мария. Наш дом — не дом мира, сударь. Это дом молитвы. Те, кто посвящен Богу, собираются вместе не для того, чтобы наслаждаться миром, они стараются вымолить его для других... У нас нет времени наслаждаться тем, что мы отдаем.
Сцена VI
Близ галереи, у того места в монастырской стене, куда вделан вертящийся круглый шкафчик для поступлений извне. Бланш и совсем юная сестра Констанция от Святого Дионисия забирают провизию и разные вещи, которые передает им монахиня, назначенная служить связной между монастырем и окружающим миром.
Сестра Констанция. Опять эти противные бобы!
Бланш. Говорят, что перекупщики придерживают муку и что в Париже не хватает хлеба...
Сестра Констанция. А вот и наш большой утюг, мы так по нему скучали! Смотрите, как хорошо у него починили ручку... Мы больше не услышим, как мать Жанна кричит, дуя себе на пальцы: «Нешто можно гладить таким утюгом!» Нешто! Нешто! Я каждый раз прикусываю себе язык, чтобы не засмеяться, но мне так приятно! Это «нешто» напоминает мне деревню и наших добрых крестьян в Тийи... Ах, сестра Бланш, за полтора месяца до моего поступления сюда там праздновали свадьбу моего брата. Собрались все крестьяне, двадцать девушек преподнесли ему букет под звуки барабанов и скрипок, и гремели залпы из всех мушкетов. Была большая месса, и обед в замке, и танцы весь день. Я танцевала до упаду, пять контрдансов, поверите ли? Эти бедные люди все любили меня безумно, потому что я была веселая и прыгала с ними вместе...
Бланш. Вам не стыдно так говорить, когда наша преподобная матушка...
Сестра Констанция. Ах, сестра моя, чтобы спасти жизнь нашей матушки, я бы охотно отдала свою жалкую жизнь, да, да, поверьте, я бы ее отдала... Но в пятьдесят девять лет давно уже время умирать, разве не так?
Бланш. Вы никогда не боялись смерти?
Сестра Констанция. Наверно, нет... Да, может быть... Очень давно, когда я не знала, что это такое.
