Сцена I
День избрания новой настоятельницы. В монастырском саду Бланш и Констанция кончают выкладывать крест из цветов на расположенной под галереей могиле настоятельницы Круасси.
Сестра Констанция. Сестра Бланш, мне кажется, наш крест уже достаточно высокий и широкий. Могила нашей бедной матушки такая маленькая!
Бланш. Что мы теперь будем делать с теми цветами, что у нас остались? Сестра Жераль не возьмет их в часовню. Часовня кармелиток — не уличный алтарь в праздник Тела Господня, так она говорит.
Сестра Констанция. Что ж, тогда мы сделаем из них букет для новой настоятельницы.
Бланш. Не знаю, любит ли цветы мать Мария от Воплощения.
Сестра Констанция. Господи! Как бы мне этого хотелось!
Бланш. Чтобы она любила цветы?
Сестра Констанция. Нет, сестра Бланш, чтобы ее избрали настоятельницей. Я столько об этом молилась, Бог услышит мои молитвы, я уверена.
Бланш. Вы все верите, что Бог поступит по вашему желанию!
Сестра Констанция. Почему бы нет? Что делать, сестра Бланш, у каждого свое понятие о Боге, споры тут ни к чему. Есть ведь даже такие несчастные, кто в Него не верит, я их жалею всем сердцем, но... Не смею вам сказать...
Бланш. Вы ведь все равно скажете в конце концов, сестра Констанция... Так скажите лучше сейчас.
Сестра Констанция. Да, мне иногда кажется, что вовсе не верить в Бога — и то не так грустно, как верить в Бога-механика, физика и геометра. Пусть астрономы говорят что хотят. Я думаю, что Творение так же похоже на механическое изделие, как настоящая утка издали похожа на Вокансонову утку[9]. Но мир — не механическая игрушка, а Бог — не механик. Он и не школьный учитель с указкой, и не судья с весами в руках. А иначе нам следовало бы думать, что в день Страшного Суда Господь будет советоваться с теми, кого называют людьми серьезными, уравновешенными, рассудительными. Какая глупая мысль, сестра Бланш! Вы же знаете, что такие люди всегда считали святых безумцами, а святые — истинные друзья и советчики Божии... Так что...
Бланш. Так что?
Сестра Констанция. Так что, по-моему, да простят меня серьезные люди, Господь вполне может устроить избрание матери Марии просто
для того, чтобы порадовать такого жалкого червяка, как я. Конечно, это было бы безрассудно, но ведь Он совершил куда большее безрассудство, когда умер за меня на кресте!
Бланш. Я предпочитаю думать, что мать Марию изберут потому, что она более всех прочих того достойна.
Сестра Констанция. О! Хоть я и молода, но уже хорошо знаю, что блага и невзгоды скорее выпадают по жребию, чем распределяются по логике! Но может быть, то, что мы называем случаем,— это и есть Божия логика? Вспомните смерть нашей дорогой матушки, сестра Бланш! Кто мог подумать, что ей будет так трудно умирать, что она так плохо сумеет умереть! Словно в нужную минуту Господь Бог ошибся смертью, как в гардеробной дают одну накидку вместо другой. Да, эта смерть предназ началась для другой, она не по росту нашей настоятельнице, смерть эта ей мала, она не могла даже сунуть руки в рукава...
Бланш. Смерть для другой — что это значит, сестра Констанция?
Сестра Констанция. Это значит, что та, другая, когда придет ее смертный час, сама удивится, как легко она войдет в свою смерть, как ей там будет удобно... Может быть, она даже станет хвалиться: «Смотрите, как она мне идет, какие красивые складки у этого платья...»
Молчание.
Люди умирают не каждый за себя, но один за другого, может быть даже один вместо другого,— кто знает?
Молчание.
Бланш (чуть дрожащим голосом). Вот наш букет и готов...
Сестра Констанция. А если мы его сделали для матери Марии от Святого Августина?
Бланш. Что за мысль, сестра Констанция!
Сестра Констанция. Конечно, в другие времена никто бы и не подумал о госпоже Лидуан. Но теперь кое-кто из наших сестер говорит, что к матери Марии от Святого Августина муниципалитет будет благосклоннее, потому что ее отец торговал скотом в Комоне. Да, похоже, дела все хуже и хуже, сестра Бланш! А госпожа Лидуан считает, что надо идти на уступки.
Сцена II
Вся Община под звон колоколов собирается в зале капитула, чтобы принести обет повиновения новой настоятельнице. Это госпожа Лидуан, мать Мария от Святого Августина. Зала небольшая и сводчатая, как и все общие помещения в монастыре. На стене прекрасное распятие. Под распятием кресло настоятельницы. Вдоль стен скамьи, на которых рассаживаются монахини. Начинается церемония обета. Каждая монахиня преклоняет колена перед настоятельницей и целует ей руку. Новая настоятельница произносит короткую речь. :
Настоятельница. ...Милые мои дочери, я должна вам еще сказать, что мы лишились нашей горячо оплакиваемой матери в ту минуту, когда ее присутствие было нам особенно необходимо. Уже ясно, что прошли те времена процветания и спокойствия, когда мы слишком легко забывали, что нас ничто не страхует от зла, что мы всегда в руке Божией. Что за времена грядут для нас, я не знаю. Я только надеюсь, что Святое Провидение пошлет нам те добродетели, которые люди богатые и могущественные часто презирают,— добрую волю, терпеливость, дух примирения. Они ; больше всего подходят таким бедным девушкам, как мы. Храбрость ведь бывает разная. Храбрость сильных мира сего не годится для маленьких j людей, с ней они не могли бы выжить. Слуге ни к чему иные добродетели хозяина: они подходят ему не больше, чем тимьян и майоран — нашим домашним кроликам. Кто уверен, что ничем не оскорбил Господа, может многое перенести, чего бы это ни стоило его самолюбию. «Брехливая собака не кусается» — пустые слова, ненужные рассуждения. Мягкостью можно сделать больше, чем силой, и на унцию меда ловится больше мух, чем на кувшин уксуса. Повторяю вам: мы бедные девушки, собравшиеся,
чтобы молиться Богу. Будем же остерегаться всего, что могло бы отвлечь нас от молитвы, будем остерегаться даже мученичества. Молитва — это долг, мученичество — награда. Когда великий король при всем дворе делает знак служанке подойти и сесть с ним рядом на троне как возлюбленной супруге — лучше, чтобы служанка сначала не поверила своим глазам и ушам и продолжала протирать мебель. Прошу прощения, что говорю по-своему, попросту. Мать Мария от Воплощения, не попробуете ли вы сделать заключение к этой маленькой речи...
Замешательство. Но мать Мария не из тех, кто заставляет просить себя дважды.
Мать Мария. Сестры мои, Ее Преподобие вам сказала, что наш первый долг — это молитва. Но не меньший наш долг — повиновение, и его надо исполнять в том же расположении духа, то есть в полном отрешении от самих себя и от наших собственных суждений. Подчинимся же воле Ее Преподобия, и не только устами, но и сердцем.
Сцена III
Келья настоятельницы. Она получила письмо от монсеньора Риго, главы кармелитского ордена; в этом письме ей рекомендуется допустить послушниц к пострижению.
Мать Мария. Если Вашему Преподобию угодно, и по чистой совести, я бы не одобрила этого пострижения.
Настоятельница. Сестра Бланш — послушница, а монсеньор Риго рекомендует мне допустить послушниц к пострижению. Вот как стоит вопрос.
Мать Мария. Если Ваше Преподобие ставит его так, ответ на него предрешен
