молодой, как бы стыда не приключилось. Насмотрится на твои качели да и в портах себе мокро наделает. Гы-гы-гы...
Мне протягивали кружку, сдвигались на скамье, освобождая почётное место. Народ меня ценит. С людьми надо жить. Будь проще, и люди к тебе потянутся. Вот эти люди потянутся ко мне. Уже тянуться - с налитой кружкой. Ивашко снова уселся. Николай пододвигал миску с квашенной капустой. Справа возобновился ритмический процесс. Сзади хлопнула дверь и радостный слегка хмельной бас провозгласил:
-- О! Ещё одна. Сейчас мы и этой подол...
Визг Любавы за спиной ударил по ушам. Я развернулся и обнаружил еще одного поддатого здоровенного бородатого мужика. Видать -- проблевался. Или -- отлил. А может -- проснулся. Одной рукой он приподнял над полом Любаву, ухваченную за волосы. Другой задрал ей до самого верха подол рубахи. Любава вопила, мужик радостно и пьяно порыкивал. Я ударил. Дрючком как штыком. Мимо Любавиного тельца, под вытягивающую с девчонки вверх рубаху руку. Прямо в солнечное сплетение. Как учили - с доворотом корпуса после касания, жёсткой фиксацией кистей в конечной фазе удара. И убиранием посоха к левому бедру, как будто в ножны шпаги. И также, зафиксировав чёткую, но очень короткую паузу, почти по технике, перехватил, поменял концы дрючка и ударил снова. Не сверху - потолок слишком низкий, чтобы поднять посох 'в космос' для принятия дозы 'энергии мироздания'. Но поднятый посох хорошо идет и из-за плеча. По наклонной плоскости прямо в выставленную вперёд голову несколько согнувшегося противника. Сухой звук удара дерева по кости боковой части черепа. Голову мужика повернуло и, вместе со здоровенным телом, швырнуло в стену избы. Второй стук - головой в бревна. И он поехал мордой по стенке вниз.
Разворот. Застолье замерло.
-- Ты... Ты, бля, ты чего сделала? Убил. Он Вязгу убил! Ты, ублюдок, гадёныш... Мы тебе не холопы бессловесные, чтобы нас как телка - дубиной в темечко!
-- Все вон. Быстро.
-- Гля, мужики, гнида плешивая нас еще гнать будет! Он, вишь ты, нам веселье поломать надумал. Раз боярыч так думаешь твоя власть? Ты нам велеть будешь?! Ни бражки попить, ни с бабой поиграть! Себе все забрать хочешь?! Хрен тебе - против народа - ты сопляк, недоносок. А не твоя ли мамка вот так же раскладывалась? Помню, мы одну, с Акимом в очередь, очень похоже приспособили...
Я вздёрнул дрючок и... получил в лицо полную кружки бражки. Затем меня рванули за грудки и я оказался стоящим на коленях перед здешним предводителем. Вчерашний напарник Якова, одни из Акимовых 'верных'. Ну, Ваня, ты только что возмущался что местные все норовят принять позу покорности. Вот тебе активный борец за всенародную свободу и равноправие. Не все здесь проникнуты холопским духом. Есть и свободолюбцы. Один такой тебя сейчас и зашибёт до смерти. За попытку прекращения народного гулянья.
Мужик поднял кулак. Но не ударил - Николай одел 'верному' на голову миску с капустой. Мужик отмахнулся, не отпуская меня. Николай вылетел из-за стола кувырком, носом прямо в голую задницу, достигшую своего очередного апогея. Там охнули. Но следом охнул и 'верный' - Ивашко, перегнувшись через стол, врубил тому с двух рук по почкам. Я освободился от захвата. Подхватил дрючок и отскочил в сторону.
-- Ивашка! Битых - вязать. Остальных - вышибать.
За столом разнёсся ропот. Меланхолически жевавший в углу Чарджи, наконец-то среагировал: развернулся и, упёршись ногой, сбил своих со-скамеечников на пол. Образовавшаяся куча-мала расползалась по избе и вяло материлась.
'Верного' и побитого мною здоровяка Вязгу связали, остальным помогли выйти на двор. Открывая их пьяными свободолюбивыми лбами двери. И из палисадничка проводили. С приданием ускорения путём воздействия на седалищную часть тела свободолюбцев и правдоборцев. Николая я погнал за Домной - пусть баб организует прибрать да за Светаной присмотреть. Вернувшись в избу, обнаружил продолжающийся процесс 'присмотра' за Светаной в исполнении все той же кудлатой задницы.
-- Счас-счас. Счас боярич. Во-во... Вот счас кончу... Вот еще чуток. Вот еще разик.
Я несколько ошалел от такой наглости. Но тут начал вырываться 'верный'. Чарджи с носка врезал ему по рёбрам, получил в ответ порцию вольнолюбивых и очень образных речей в форме рассуждений о сексуальной пристрастиях в жизни матери торка. Чарджи воспринял это отнюдь не как литературный пассаж. Повторил своё футбольное движение. И не один раз. До полного замолчания свободолюбца. И далее без остановок. Пришлось вмешиваться и останавливать. Тем временем с пола прозвучало удовлетворённое озвучивание завершения не прерванного там процесса:
-- У-у-у, эх-ма!
Я же это сегодня слышал. Где? - Где-где, в березняке.
Мужик быстренько поднялся, подтянул штаны, заправил рубаху, все благодарил, что дали возможность вот дело до конца довести. Теперь он и спать будет спокойно и на душе веселей и вообще...
-- Тебя как звать?
-- Так эта... А чего меня звать - вот он я. Чего надо говори - счас сделаю.
-- Имя у тебя есть?
-- Имя? А как же. Хотеном кличут в пастухах я тут да мы же вчера с тобой за столом рядом сидели из одной миски раков ели а сегодня вот как стадо пригнали - мужики и говорят: тама Светанка всем даёт а как же такой случай да пропустить стадо-то загнали вот я прибежал зашёл на огонёк а тут уже все на мази - и баба готовая и еда и бражка уже налитая стоит и мужиков полно вот и я как все а сам-то ничего такого я же вот только разик легонько так и не попортил ничего и все и уже пошёл...
Мужик вытолкнулся задом из дома, продолжая кланяться и излагать непрерывным потоком. Вот такой у нас на усадьбе шпиён. Агент вражеской разведки.
Любава плакала над матерью. Потом сняла с её лица подол рубахи. Светана, тяжко разлепив на яркий свет опухшие глаза на таком же лице, выдохнула ядрёным перегаром и поинтересовалась:
-- Чего? Гуляем? Ну и ладно.
И снова накрыла лицо подолом. Наконец появилась Домна, оглядело разорение в доме, повздыхала. Но на мою просьбу организовать баб для приведения всего в порядок отозвалась резко отрицательно:
-- Мне с утра людей кормить. Не посплю - утром Доман с меня шкуру спустит. А бабам я только на поварне начальница. Не пойдут они. Иди к Доману или к Акиму. С ними договаривайся.
C-c-субординация. Основа порядка и правильного функционирования иерархических систем. Разделение зон ответственности, подчинённость... Только меня в местной иерархии еще нет. Домна - хорошая баба, правильная, но... Да и пошли они все...
-- Домна... Не сделаешь по моему слову - сам с тебя шкуру спущу. Своей властью. Ремнями нарежу и сжевать саму заставлю.
Домна хмуро посмотрела на меня. Кажется, собираясь послать куда подальше. Но влез Ивашко:
-- Точно нарежет. И из тебя и из Домана. Храбрит-то покойный уж какой орёл был...
Я велел Ивашке заткнуться. Но до Домны дошло. Что именно дошло - не знаю, она уточнять не стала, а просто нас выгнала. Связанных потащили в погреб, а меня потребовал к себе Аким. Громкая болтовня недогулявших мужиков во дворе усадьбы разбудила старика. И не его одного - возле постели господина живьём наблюдались обе его руки: правая и левая - Яков и Доман. Интересно, какой именно орган в организме недо-боярской усадьбы олицетворяет собой Ванька-ублюдок? Шило в заднице?
Дед, против обыкновения, не кинулся сразу ругаться. Простое 'ну' в качестве 'доброго вечера'. В лаокоонисты переквалифицировался? Или устал, наверное. А вот моё хамство неистощимо и неутомимо. Сказал Доману насчёт Домны и отправил управителя присмотреть и распорядится. Удивительно - дед не начал взбрыкивать. Приказывать чужим слугам мимо хозяина... Доман, явно, тоже удивился. Даже несколько подождал. Вдруг будет команда 'отставить'. Но пришлось-таки пойти любезному - мои команды исполнять.
Вот теперь можно и говорить. О том, что 'бритва Оккама' в контрразведке не работает. Что надо использовать 'полный перебор' в формулировке 'папаши Мюллера': 'Верить нельзя никому. Мне - можно'.
