-- Эти? Перерезались? Да они же землееды. Смерды. Они же драться-то не умеют.
Ё-моё. Точно. Бойцов среди них нет. Значит должна быть масса поверхностных ушибов, ранений, порезов, ссадин. Два человека одинакового вооружения, комплекции и мастерства могут убить друг друга только путём длительного мордобоя, членовредительства и кровопускания. Если быстро проникающим - это редкость. А здесь четыре трупа. Ну и что делать? Давай Ваня, исполняй: скальпирование, выдавливание глаз, посмертные переломы, драть мертвякам морды ногтями...
Не знаешь что делать - не делай ничего. Думай. 'Ничего' означает ползание на коленях зигзагами по хлюпающей местами полянке. Хлюпающей, естественно, кровью человеческой. Хорошо хоть Чарджи никому внутренности не выпустил. Или там - мозги. Естественно, принц этот торконутый, в уборке местности участия не принимал. Хоть заменил Ивашку в деле транспортировки покойничков. У ребят уже слаженно получается.
Каждое дело требует навыка, который вырабатывается многократным повторением. Трупы таскать они уже наловчились. Вот придумаю, как сделать холодильник и открою морг. Первый обще-свято-русский. На принципах всеобщей демократии и равноправия. Хоть холоп, хоть князь, а мы тебе на ножку - бирку единого образца и порядковый номер.
Наконец, трупы и целых два мешка всякого барахла унесли. Я даже залез в реку и полежал на броде. Мокрость и липкость, прежде распределявшаяся по телу пятнами, сменилось общей сыростью и промозглостью. Дробно стуча зубами присоединился к последней ходке моих потаскунов и носильников. Возле телеги хоть костерок горит. Быстренько подкинули веток и осмотрели друг друга. 'Вампиры нажрамши'. 'Нажрамши' - потому что все в этом во всем. 'Вампиры' потому что... Ну, и так понятно. Конёк вздрагивал, прядал ушами, от меня вообще шарахался. Парни уложили и увязали покойников с барахлом на телегу и двинулись вперёд. А я за ними шагах двадцати. Думая и выбивая 'танец с саблями'. И зубами, и ногами, и другими... частями тела.
Только часа через два, когда взошло солнце, я немного согрелся, остановил наш караван и изложил своей дружине собственное видение произошедшего. Меня дважды поправили: следы засады 'пауков' на тропе и наши в березняке - видны и неустранимы. Снова прошлись по цепочке наших действий. Очень старался давать информацию дозировано. Парни явно поняли, что я не все им рассказываю. Когда это дошло до Ивашки, он наезжать начал:
-- Господине! Ты что, ты мне не веришь? Да я..., княже...
Вот после 'княже' пришлось его останавливать уже дрючком. Чарджи переглянулся с Ноготком, сделал стойку как охотничья собака. Но рот ему открыть я не дал, погнал телегу дальше.
А мух сколько налетело... Вроде бы лес... А вот же - всякая жужжащая мерзость слетается на запах крови прямо облаком. И нет чтобы уже готовую с одежды слизнуть, а все норовит и под кожу забраться, да прямо из живого испить.
На лужок перед Рябиновкой выкатились еще часа через два. Солнце уже высоко, греет по- настоящему. В канаве напоследок помылись, себя и мертвецов осмотрели, Чарджи оружие своё проверил. Вроде все хорошо, но какое-то...
Понял я только когда к воротам по косогору подъезжали - нет следов от стада. То есть - следы есть, но свежего дерьма нет. Стало быть, стадо сегодня не выгоняли. И ворота прикрыты. Подъехали к воротам, стали открывать. А там...
А там полный двор мужиков. 'Пауки' толпой и незнакомые оружные дядьки.
-- Вот они! Душегубы!
'Пауки' кинулись, было, к нам, но откуда-то со стороны поварни донёсся мощный рык:
-- Стоять! Назад! Посеку всех!
Оружные дядьки дружно вытащили свои железяки типа 'меч русский форменный' и шагнули навстречу 'паукам'. Те остановились и нехотя стали опускать своё дубье. От поварни подошёл издаватель рыка. 'Муж ярый' - написано прямо... везде. И на красном уже с утра лице. 'Уже' - потому что Домнину бражку я чую метров с пяти. И по красному кафтану. Потёртому во многих местах, но за отворотами... пока не видно, но я чувствую - должен быть малиновый цвет. Пояс блестит, цепь на груди блестит, перстень на руке блестит. Морда тоже блестит. И лосниться.
-- Это тут что?
Вопрошающий и сразу же указующий перст уставлен в сторону телеги.
-- Пауки битые.
-- Как это?
-- Да как видишь - возом.
Кивок головой своим, у моих тут же отобрали пояса и стали осматривать оружие, потом погнали в сторону погреба. Как бы не начали колоть на раздельном допросе. А то мои ребятки могут и напутать.
-- А ты, добрый человек, кто?
-- Я-то? Я вирник Елненской волости Степан Макуха. А ты ублюдок Акимовский? Так?
-- Я - Иван, Акиму Яновичу - сын. Что-то быстро вы тут оказались. 'Пауки' битые - свежие, только с ночи, а вы тут аж с Елно поспели. С чего бы это?
-- Не твоего ума дело. Молод ты еще, отроче. Ты вот лучше скажи как дело было. Да не ври, а то у меня тут мастера есть, так спросят - неделю сидеть не сможешь.
-- Ну, если молод, то и спросу с меня нет. А хочешь послушать - пойдём к Акиму Яновичу. Без отца говорить не буду.
-- Ты мне еще указывать будешь? Княжьему вирнику?
-- 'Отрок' значит 'от - рек'. То есть - сам говорить права не имею, не могу. По 'Правде'. Или княжьему вирнику 'Русская Правда' не указ?
Мужик крутанул головой, будто ворот стал тесным. Потом мотнул в сторону поварни. Я туда и потопал. Догнал моих, конвоируемых к погребу, и завернул их тоже на поварню, отправив конвойных в помощь, якобы нужную, у телеги.
Общий зал поварни. Едальня, жральня, объедаловка, тошниловка... Трапезная людская. Ох и достопамятное это для меня место. До сих пор вздрагиваю как вспомню. Домна быстренько организовала нам перекусить. Надзирателей возле нас не было - оружие-то ребята сдали, чего смотреть. Чуть позже прибежал Николай, и в своём обычном стиле с жалобами на ужасы и притеснения, доставшиеся ему бедному, многострадальному - вкратце обрисовал ситуацию.
Ну кто это придумал, что жизнь в средневековье была тихая, мирная, медленная? Она ж тут бьёт ключом с утра до вечера. И все - по голове.
Вчера вечером в Рябиновку заявился Степан Макуха с десятком своих стражников.
Тут это вообще норма: если пир - то с утра. Освещения-то нет. Так что вся гулянка идет при солнечном свете. Ну или хотя бы - начинается.
А вот гости - к ночи. Светлое время они идут, плывут, едут, бегают. А к ночи норовят куда-то под крышу. Вот и Макуха так - заявился уже в сумерках. Но не на постой, а на розыск. Кто-то, кто именно Николаю неизвестно, толкнул в Елно донос об убиении княжьего мужа Храбрита Смушковича, а равно его слуги, вольного человека - Корьки. Дело тянуло на 120 гривен виры, вот вирник сам и поехал. Вчера его люди упорно пытались напоить Акима и его людей и вызнать истинную картину. Аким изложил нашу 'официальную' версию, Яков... в очередной раз доказал свою приверженность стилю Древней Спарты. А с остальными тоже не очень, поскольку за последние дни все запасы хмельного сильно подчистили. Служивым по кружечке еще поднесли, а вот так, чтобы все местные в лёжку и до бесконтрольной пьяной болтовни... - не получилось.
Макухе осталось только дождаться бывших слуг Храбрита и допросить их для очистки совести. И тут такой подарок - полная телега трупиков. Это уже тянет на 160 гривен. И постой можно растянуть. А за постой платит община.
Народ постепенно подтягивался, появились люди вирника, глянули как мы гречневую кашу с жареными карасиками наворачиваем. Я Домне махнул - она еще принесла, присоединились. Как-то за одним столом сидючи можно и по-человечески... хотя вру - волки, волчары. Из одного котла едим - а они уже удочки закидывают, вопросики всякие задают. Ивашко начал, было, хвастать, что он своей гурдой может 'от плеча до седла'. Пришлось слуге верному на ногу наступить, а сотрапезникам указать, что 'гурда' чистая. Сходили-проверили. Долго языками цокали, саблю хвалили. Но вот Ивашке отдать...