слишком велико, но выглядело массивным, его спроектировали французские военные архитекторы, и здание должно было стать неприступным. Был только один вариант – проникнуть внутрь через крышу, откуда никто не ждал нападения, а значит, там могли быть слабые места. Могли быть.
Больше ничего не оставалось кроме как попытаться. Эцио взбежал по лестнице и, пользуясь тем, что вокруг шла битва, поискал место, где он смог бы взобраться наверх. Внезапно на него надвинулся целый десяток французов, обнаженные мечи сверкали в лучах утреннего солнца. Но между ними и Эцио встал Бартоломео, грозно сжимая Бьянку.
Стены казались неприступными, но Эцио разглядел выбоины и трещины и взглядом проследил будущий маршрут. Через несколько минут он уже был на плоской, деревянной крыше, покрытой черепицей. Там стояло пятеро солдат. Когда он перескочил через перила, они спросили пароль. Эцио не ответил, поэтому они бросились на него, грозно опустив алебарды. К счастью для Эцио, мушкетов и пистолетов у них не оказалось. Эцио выстрелил в первого, а потом, выхватив меч, вступил в схватку с оставшимися четырьмя. Французы окружили его, удары алебард неслись со всех сторон. Один из противников сумел зацепить руку Эцио, порезав локоть. Пошла кровь. Но второй его удар пришелся по защитной пластине на левом запястье Эцио.
Отбивая удары мечом и наручем, ассасин успешно оборонялся от неистовых ударов. Эцио приходилось использовать все свои навыки обращения с мечом, борясь сразу против четырех противников. Но его не оставляли мысли о любимой жене Бартоломео – он знал, что не может проиграть. Просто не имеет права. Удача была на его стороне – он увернулся от двух мечей, несущихся ему в голову, отбил удар третьего защитным наручем, заставив меч отлететь в сторону четвертого. Маневр заставил француза открыться, и ассасин ударил мечом прямо в челюсть противнику. Осталось трое. Эцио шагнул к ближайшему французу, так близко, что тот не смог занести меч. Эцио вонзил скрытый клинок в живот солдату. Осталось двое, и оба явно нервничали. Потребовалась всего пара минут, чтобы расправиться с ними. Эцио был мастером меча, и они не могли с ним сравниться. Тяжело дыша, Эцио ненадолго оперся на свой меч, стоя рядом с поверженными врагами.
По крыше Эцио добрался до большой площадки внизу. Перезарядив пистолет, он осторожно приблизился к краю крыши. Двор был пуст, внизу не росли растения, не было ни стульев, ни столов, только пара-тройка каменных скамеек вокруг высохшего бассейна с фонтаном.
Пока Эцио смотрел с крыши, раздался выстрел, и мимо его уха просвистела пуля. Ассасин отступил. Он не знал, сколько у Валуа пистолетов. Если один, то, подсчитал Эцио, ему потребуется десять секунд на перезарядку. Ассасин с сожалением вспомнил об арбалете, но возвращаться было некогда. На поясе у него было пять отравленных дротиков, но чтобы бросить их, нужно было подобраться к врагу достаточно близко. А Эцио не хотел подвергать жизнь Пантасилеи опасности.
– Не подходи! – Прокричал снизу Валуа. – Я убью её, если приблизишься!
Эцио лег и посмотрел во двор, но, находится ли кто под крышей, видно не было. Но в голосе Валуа звучала паника.
– Кто ты такой? – Крикнул генерал. – Кто тебя послал? Родриго? Скажи ему, что всё это был план Чезаре!
– Лучше расскажи всё, что знаешь, если хочешь целым и невредимым вернуться в Бургундию!
– А если я тебе расскажу, ты меня отпустишь?
Валуа осторожно вышел из-за колонны и встал возле сухого фонтана. К шее Пантасилеи была привязана веревка, один конец которой держал Валуа; руки девушки были связаны за спиной. Эцио увидел, что она беззвучно плачет, но женщина старалась держать голову поднятой. Взгляд, который она бросила на Валуа, был таким убийственным, что если бы действительно мог убивать, с ним бы не сравнилось ни одно оружие из Кодекса.
Сколько ещё человек внизу? В голосе генерала был страх. Поэтому Эцио решил, что у генерала нет путей к отступлению, и он загнан в угол.
– Чезаре подкупил кардиналов, чтобы переманить их на свою сторону. Когда он захватил бы оставшуюся часть страны, я бы пошел на столицу и взял Ватикан, расправившись с теми, кто выступал против воли генерал-капитана.
Валуа размахивал пистолетом, и Эцио увидел, что за поясом у него ещё два.
– Это не я придумал, – продолжал Валуа. – Я выше подобных интриг. – В его голосе послышалось старое тщеславие. Эцио подумал, стоит ли опускать подобного человека. Он встал и спрыгнул во двор, приземлившись, словно пантера.
– Назад! – Заорал Валуа. – Или я…
– Если хоть один волосок упадет с её головы, мои лучники нашпигуют тебя стрелами похлеще, чем святого Себастьяно, – прошипел Эцио. – Итак… продолжай.
– Я из Дома Валуа, поэтому Чезаре отдал бы Италию мне. Я правил бы здесь, как мне и положено по праву рождения.
Эцио чуть не засмеялся. Бартоломео вовсе не преувеличивал, говоря, что у этого хлыща куриные мозги, скорее уж преуменьшал! Но Пантасилея всё ещё у него, и генерал по-прежнему опасен.
– Хорошо. А теперь отпусти женщину.
– Сперва отпусти меня. А потом я освобожу её.
– Нет.
– У меня есть связи с королем Людовиком. Проси, чего хочешь во Франции, и это будет твоим. Поместье? Где?
– У меня уже есть всё это. Здесь. И ты никогда не будешь здесь править.
– Борджиа пытаются изменить заведенный порядок, – заговорил Валуа, меняя тактику. – Я же хочу, чтобы всё было правильно. Править должен представитель королевской династии, а не дураки, в чьих венах течет вода. – Он помолчал. – Я знаю, что ты не такой варвар, как все остальные.
– Пока я жив, ни ты, ни Чезаре, ни Папа – никто из тех, на чье стороне нет мира и справедливости – никогда не будет править Италией, – проговорил Эцио, медленно шагнув вперед.
Казалось, страх заставил французского генерала застыть на месте. Рука, в которой он держал пистолет, приставленный к голове Пантасилеи, дрожала, но Валуа не отступил. Очевидно, в здании больше никого не было, если не считать попрятавшихся слуг. До них донесся равномерный звук сильных ударов, двери в дом сотряслись. Должно быть, Бартоломео справился с французами и приказал притащить таран.
– Прошу… – Выговорил генерал со всей учтивостью. – Я же убью её.
Он поднял глаза, пытаясь увидеть на крыше лучников, выдуманных Эцио, и даже не задумался над правдивостью этого заявления. Эцио ляпнул первое, что пришло в голову. В современных битвах лучников уже не использовали, несмотря на то, что лук перезаряжался куда быстрее пистолета или мушкета.
Эцио ещё раз шагнул вперед.
– Я дам тебе всё, что хочешь. Здесь много денег, я хотел заплатить своим людям, но теперь всё достанется только тебе! И я… я… я сделаю всё, что ты захочешь! – Он уже умолял, а фигура его выглядела настолько жалкой, что Эцио едва скрыл презрение. И этот человек считал себя практически королем Италии!
Он не заслуживал даже смерти.
Эцио подошел ближе. Они посмотрели глаза в глаза. Эцио медленно забрал из вялых рук генерала сперва пистолет, а потом веревку. Всхлипнув, Пантасилея отошла в сторону, наблюдая за происходящим широко распахнутыми глазами.
– Я… я только хотел уважения, – слабо прошептал генерал.
– Настоящее уважение можно только заработать, – отозвался Эцио. – Его нельзя получить по наследству или купить. И нельзя добиться силой. «Пусть ненавидят, лишь бы боялись» – самое глупое выражение, которое когда-либо придумывали. Не удивительно, что оно нравилось Калигуле. И не удивительно, что современные Калигулы живут по этому же принципу. А ты им служишь.
– Я служу моему королю, Людовику XII! – Валуа уныло посмотрел на ассасина. – Но, пожалуй, ты прав. Теперь я понял. – В его глазах сверкнула надежда. – Мне нужно больше времени…
Эцио вздохнул.
– Увы, мой друг. Ты проиграл, – он обнажил меч, Валуа, осознав всё, с достоинством опустился на колени и склонил голову.
