– Покойся с миром, – шепнул Эцио.
С треском развалились двери, и во дворе появился Бартоломео, весь в пыли и залитый кровью, но невредимый. За его спиной стояли наемники. Он бросился к жене и обнял так крепко, что у неё перехватило дыхание. Бартоломео стал развязывать веревку у неё на шее, но пальцы дрожали, поэтому этим занялся Эцио. Барто двумя ударами Бьянки перерубил кандалы на ногах у жены и перерезал веревку на запястьях.
– О, Пантасилея, голубка моя, сердце мое, ты только моя! Никогда больше так не исчезай! Без тебя бы меня самого не стало!
– Нет! Ты спас меня!
– О, – Бартоломео смутился. – Нет. Не я – Эцио! Он придумал…
– Госпожа, я рад видеть, что вы целы, – оборвал его Эцио.
– Мой дорогой Эцио, как я могу тебя отблагодарить? Ты спас мне жизнь!
– Я всего лишь действовал в соответствии с великолепным планом твоего мужа.
Бартоломео посмотрел на Эцио с растерянностью и благодарностью.
– Мой принц! – Проговорила Пантасилея, обнимая мужа. – Мой герой!
Бартоломео покраснел и, подмигнув Эцио, сказал:
– Ну, если я теперь твой принц, мне надо будет добиться этого титула. Имей в виду, это всё было моей идеей…
Они пошли к выходу, но по пути Пантасилея коснулась руки Эцио и прошептала: «Спасибо».
ГЛАВА 41
Через несколько дней после того, как Бартоломео одержал сокрушительную победу над остатками армии Валуа, Эцио, прихватив с собой Ла Вольпе, отправился в убежище ассасинов на острове Тиберина, куда Эцио приказал явиться всем членам Братства.
– Каково положение дел в Риме? – Спросил Эцио.
– Всё хорошо, Эцио. Французская армия в смятении, Чезаре потерял важного союзника. Твоя сестра, Клаудия, сказала, что послы Испании и Священной Римской Империи поспешно вернулись к себе на родину, а мои люди справились со «стоглазыми».
– Но нам предстоит сделать ещё много…
Они добрались до убежища, где во внутренней комнате уже собрались их товарищи. В центре комнаты в очаге уже горел огонь.
Они поздоровались и заняли свои места. Макиавелли встал и произнес по-арабски:
–
Эцио тоже встал и обратился к сестре:
– Клаудия, мы посвятили свою жизнь защите свободы человечества. Марио Аудиторе и его брат, Джованни, наш отец, когда-то точно так же стояли у огня. И теперь я предлагаю тебе присоединиться к нам.
Он протянул руку, и она взяла её. Макиавелли вытащил из огня знакомое железное тавро для клеймения, оканчивающееся двумя половинками кольца, которые соединялись с помощью рычага на ручке.
– Всё дозволено. Ничто не истинно, – спокойно проговорил он. И остальные – Бартоломео, Ла Вольпе, Эцио – повторили эти слова.
Макиавелли, как когда-то Антонио де Маджианис в момент принятия Эцио в Братство, торжественно сомкнул тавро на безымянном пальце Клаудии, навсегда выжигая на нём символ ассасинов.
Клаудия вздрогнула, но не закричала. Макиавелли убрал тавро и отложил в сторону.
– Добро пожаловать в Братство, – официально сказал он Клаудии.
– Сестры тут тоже есть? – Поинтересовалась она, нанося на обожженный палец успокаивающую боль мазь, пузырек с которой протянул ей Бартоломео.
Макиавелли улыбнулся.
– Разумеется.
Все смотрели на него, и Макиавелли повернулся к Эцио.
– Мы с тобой расходимся во многих вопросах, – начал он.
– Никколо, – возразил Эцио, но Макиавелли предупреждающе поднял руку.
– Но с тех пор как ты увидел богиню в Сокровищнице под Сикстинской капеллой, ты раз за разом доказывал нам, что ты – именно тот человек, который необходим Ордену. Ты выступил против тамплиеров, ты гордо и высоко нёс наше знамя, ты постепенно возродил Братство после поражения в Монтериджони. – Он оглядел всех собравшихся. – Друзья мои, настало время официально назначить Эцио на ту должность, которую он уже занимает по нашему общему согласию – лидера Братства. Я рад представить вам Эцио Аудиторе да Фиренце – великого магистра нашего Ордена. – Макиавелли посмотрел на Эцио. – Друг мой, отныне ты будешь носить имя Наставник – хранитель Братства и его тайн.
У Эцио от волнения закружилась голова, хотя какая-то часть его по-прежнему хотела оставить такую жизнь, в которой главная цель отнимала всё время, оставляя на сон лишь пару часов. Тем не менее, он шагнул вперед и уверенно повторил слова из Кредо.
– Там, где другие ограничены моралью или законом, мы, в достижении священной цели, всегда должны помнить: всё дозволено. Ничто не истинно. Ничто не истинно. Всё дозволено.
Другие повторили за ним эти слова.
– А теперь, – сказал Макиавелли, – пришло время нашему новому члену Ордена совершить прыжок веры.
Они отправились к церкви Санта-Мария-ин-Космедин и влезли на колокольню. Сопровождаемая Бартоломео и Ла Вольпе, Клаудия бесстрашно бросилась в пустоту. Золотые лучи поднимающегося на востоке солнца отразились от серебристого платья девушки и окрасили его в золото. Эцио увидел, что сестра благополучно приземлилась и ушла вместе с Бартоломео и Ла Вольпе к ближайшей колоннаде. Макиавелли и Эцио остались наедине. Макиавелли уже собирался прыгнуть, когда Эцио его остановил.
– С чего такая перемена в отношении ко мне, Никколо?
Макиавелли улыбнулся.
– Какая перемена? Я всегда поддерживал тебя. Я всегда был предан нашему общему делу. Я виноват лишь в независимости мышления. Именно это заставило сомневаться во мне тебя и Гильберто. Но теперь все наши разногласия позади. Я никогда не хотел становиться лидером. Я скорее… наблюдатель. Давай вместе совершим прыжок веры, как друзья и напарники по Кредо!
Он протянул руку, Эцио улыбнулся в ответ и принял её. А потом они вместе прыгнули с колокольни.
Едва они присоединились к товарищам, как подъехал курьер и, задыхаясь, сообщил:
– Маэстро Макиавелли, Чезаре вернулся в Рим после последнего похода в Романью. Один. Он направился в замок Сан-Анжело.
– Спасибо, Альберто, – кивнул Макиавелли, курьер развернул коня и умчался обратно.
– Итак? – Спросил Эцио.
Макиавелли развел руками.
– Решение за тобой, а не за мной.
– Никколо, лучше продолжай мне говорить всё, что думаешь. Мне важно мнение моих самых верных советников.
Макиавелли улыбнулся.
– Тогда тебе уже известно моё мнение. Оно не изменилось. Борджиа должны быть уничтожены. Иди и убей их, Наставник. Заверши то, что начал.
– Хороший совет.
– Конечно, – согласился Макиавелли и оценивающе посмотрел на друга.
