сказать: мужской он был или женский, исходил от Яблока или звучал прямо в его сознании.
Он вдруг осознал, что в глубине души всегда знал: он не должен слишком часто использовать артефакт, не должен зависеть от Яблока. Он знал и то, что туманные ответы, которые он получил – его собственная вина. Не нужно лениться. Он должен сам о себе позаботиться. Однажды ему снова придется это делать.
Эцио подумал о Леонардо. О том, что он бы сделал, будь у него Яблоко. Леонардо – один из лучших людей, кого он когда-либо знал – с такой же легкостью изобретал опасное оружие, с которой рисовал прекрасные картины. Возможно, Яблоко способно не только помочь человечеству, но и привести его к гибели? В руках Родриго или Чезаре, оба из которых уже владели Яблоком, артефакт мог стать инструментом не спасения, а разрушения! Власть – сильный наркотик. Эцио не хотел пасть её жертвой.
Он снова посмотрел на Яблоко. В его руках оно казалось спокойным. Но когда Эцио положил его в сундук, то обнаружил, что не может просто взять и захлопнуть крышку. Какие возможности он упускает?!
Нет! Нужно похоронить артефакт. Он должен научиться жить в соответствии с Кредо без Яблока. Но не сразу!
В глубине сердца он всегда чувствовал, что Микелетто жив. Теперь Эцио в этом убедился. И пока Микелетто жив, он сделает всё от него зависящее, чтобы освободить своего хозяина – Чезаре!
Эцио не стал делиться с Папой Юлием полным планом своих действий. Он собирался отыскать Чезаре и убить его или умереть в бою с ним.
Иного пути нет.
В дальнейшем следует использовать Яблоко только при необходимости. Когда Яблока больше не будет, придется полагаться только на свои собственные инстинкты и разум. Нужно отыскать в Риме преданных Борджиа людей без помощи Яблока. И только если по истечении трех дней это не удастся, он воспользуется силой Яблока. Разве он может проиграть, когда с ним по-прежнему девушки из «Цветущей розы», воры Ла Вольпе и его товарищи, ассасины?
И он знал – хотя и не мог в полной мере понять это – что Яблоко будет помогать ему всё то время, пока он будет полагаться на собственные силы. Возможно, это была тайна самого Яблока. Возможно, никто и никогда не мог полностью подчинить его себе, кроме представителей расы древних богов, которые покинули планету, предоставив людям самим распоряжаться судьбой мира.
Эцио закрыл крышку и запер сундук.
В ту же ночь он созвал совет Братства.
– Друзья мои, – начал он: – Я знаю, что все мы приложили немало усилий, и верю, что победа не за горами, но у нас ещё осталась невыполненная работа.
Все, за исключением Макиавелли, изумленно переглянулись.
– Но Чезаре захвачен! – Возразил Ла Вольпе. – К счастью!
– И к власти пришел новый Папа, который всегда оставался врагом Борджиа, – добавила Клаудия.
– И французы отступили! – Согласился Бартоломео. – Пригород освобожден. Романья снова принадлежит Папской области.
Эцио поднял руку, успокаивая друзей.
– Всем нам известно, что победа становится победой лишь тогда, когда она полная.
– Может Чезаре и арестован, но он всё ещё жив, – спокойно поддержал Макиавелли. – И Микелетто…
– Верно! – Кивнул Эцио. – Пока в Риме и Папской области есть люди, преданные Борджиа, остается опасность возрождения Борджиа.
– Не перестраховывайся, Эцио! Мы же победили! – Воскликнул Бартоломео.
– Барто, тебе, как и мне, прекрасно известно, что некоторые из городов-государств в Романьи по- прежнему преданы Чезаре. Они серьезно укреплены.
– Я справлюсь с ними!
– Они не сдадутся. У Катерины Сфорца не настолько сильная армия, чтобы атаковать их, но я попросил её следить за ними. А для тебя у меня есть более важная работа.
«Боже, подумал Эцио, – почему мое сердце по-прежнему замирает при одном упоминании её имени?»
– Какое?
– Я хочу, чтобы ты взял войска из Остии и внимательно проследил за портом. Я хочу знать обо всех подозрительных судах, заходящих туда, и, особенно, покидающих гавань. Мне нужно, чтобы у тебя были всегда наготове курьеры, готовые доставить мне послание, когда ты что-то разузнаешь.
Бартоломео фыркнул.
– Тоже мне! Это работенка не для такого, как я!
– Когда придет время выступить против мятежных городов-государств, у тебя будет подходящая работа. Но они живут, надеясь, что скоро получат сигнал к атаке. И пока они его ждут, то будут вести себя тихо. Наша работа состоит в том, чтобы так оно и оставалось. Всегда! Тогда, если они не прислушаются к гласу разума, они смогут выставить против нас лишь половину тех сил, что имеют на нынешний момент.
Макиавелли улыбнулся.
– Я согласен с Эцио.
– Тогда ладно. Если ты настаиваешь, – сердито отозвался Бартоломео.
– После испытания, что выпало Пантасилее, морской воздух пойдет ей на пользу.
Лицо Бартоломео прояснилось.
– Об этом я не подумал.
– Ну, и хорошо. – Эцио повернулся к сестре. – Клаудия. Думаю, смена власти в Ватикане не повлияла на процветание «Цветущей розы»?
Клаудия усмехнулась.
– Забавно, даже кардиналы не в состоянии подчинить дьявола, сидящего внутри них. Хотя, говорят, многим из них помогают холодные ванны.
– Скажи девушкам держать ушки на макушке. Юлий полностью контролирует совет кардиналов, но у него есть множество амбициозных врагов. Некоторые из них достаточно безумны, чтобы решить, что если они освободят Чезаре, то смогут использовать его как средство достижения их целей. И следи за Иоганном Бурхардом.
– За церемониймейстером Родриго? Он кажется безобидным. Он ненавидел организовывать все эти оргии. Но он же просто чиновник?
– Всё равно, если услышишь что-нибудь – особенно если окажется, что он связан со сторонниками Борджиа – дай мне знать.
– Теперь, когда у Борджиа нет солдат, которые постоянно контролировали нас, это будет легко.
Эцио немного растерянно улыбнулся.
– Тогда у меня ещё один вопрос. Я был слишком занят, чтобы забежать к вам, и мне очень жаль, но… Как мама?
Лицо Клаудии помрачнело.
– Она ведет бухгалтерию, но, Эцио, боюсь, она срывается. Она редко выходит в общество. И всё чаще и чаще говорит об отце, Федерико и Петруччо.
Эцио с минуту помолчал, вспомнив о том, как погиб его отец, Джованни, и братья.
– Я приду, как только смогу, – пообещал он. – Позаботься о ней и извинись за меня.
– Она понимает важность твоей работы. Она знает, что ты делаешь это не только ради всеобщего блага, но и ради наших родных.
– Уничтожение тех, кто причастен к их смерти, станет памятником для отца и братьев, – с трудом выдавил Эцио.
