тысячи дукатов. Он бы заплатил за неё в двадцать раз больше. И он бы наверняка пошел на любую сделку с ними. Но я думаю, это вполне нормально, если твоя любовница на сорок лет моложе тебя. Ты теряешь от любви голову.
– Это не помешало ему бросить её, когда ей исполнилось двадцать пять.
– Да. К тому времени она стала для него слишком стара! Но нам надо спешить.
Они прошли по узким римским улочкам к Квиринале.
По дороге Макиавелли заметил, что Эцио чем-то встревожен.
– В чем дело? – Спросил он.
– Ты ничего не заметил?
– Что именно?
– Не оглядывайся! – Эцио был немногословен.
– Ладно.
– Думаю, за нами следят – женщина.
– И как давно?
– С тех пор, как мы уши из дворца Ваноццы.
– Кто-то из её людей?
– Возможно.
– Одна?
– Думаю, да.
– Тогда мы справимся.
Постепенно, хотя они и торопились, они замедлили шаг, заглядывая в лавки, и даже остановились возле торговца вином. Там Эцио, притворившись, что пьет, увидел высокую, хорошо сложенную блондинку, одетую в хорошее, но неприметное темно-зеленое платье из какого-то легкого материала. Если придется, она сможет быстро двигаться даже в нём.
– Я её вижу, – сообщил Эцио.
Они оба осмотрели стену напротив лавки торговца. Это было новое здание, возведенное в модном стиле – с большими выступающими камнями, разделенными глубокими пазами. В стену на равных промежутках были вставлены железные кольца, к которым привязывали лошадей.
И это было замечательно.
Они прошли в дальний конец лавки, но оттуда выхода не было.
– Нужно спешить, – сказал Макиавелли.
– Давай за мной! – Отозвался Эцио, поставив на стол возле входа стакан. Несколько секунд спустя он уже взобрался по стене и был на полпути к крыше, Макиавелли отставал ненамного. Зеваки, разинув рот, смотрели, как двое мужчин, чьи плащи развевались на ветру, исчезли на крыше. Ассасины бежали, перепрыгивая через переулки и улочки, плитки черепицы падали вниз, разбиваясь о мостовую, или просто шлепались в грязь, заставляя людей внизу отшатнуться в стороны.
Женщина не могла подняться вслед за ними по вертикальной стене, однако она без труда догнала их по улицам. Эцио увидел на её длинной юбке длинный разрез до бедра, позволявший ей бегать, что она и делала, расталкивая всех на своем пути. Кем бы она ни была, она была хорошо обучена.
Но, в конце концов, они сумели оторваться. Тяжело дыша, они остановились на крыше церкви Святого Николая и легли на крышу, осматривая улицу. Казалось, что там не было никого подозрительного, но Эцио узнал в толпе двух воров Ла Вольпе, срезающих кошельки острыми ножами. Вероятно, двое из тех, кто не отправился в пригород, но об этом можно спросить Гильберто попозже.
– Спускаемся, – предложил Макиавелли.
– Нет, лучше остаться на крышах, к тому же нам недалеко.
– Похоже, она почти нас догнала. К счастью, нам попалась высокая стена, на крыше которой мы смогли сменить направление незаметно для неё.
Эцио кивнул. Кем бы она ни была, сейчас она наверняка пошла докладывать о своём провале. Ему бы хотелось, чтобы она была на его стороне. Сейчас же нужно было быстро попасть в дом Джулии, а потом покинуть район Квиринале. Возможно, придется попросить нескольких рекрутов прикрывать им спины в следующий раз. Сторонники Борджиа затаились, когда к власти пришел новый Папа, но лишь для того, чтобы усыпить его бдительность.
Первый муж Джулии, Орсино Орсини, был настолько счастлив в браке, что закрывал глаза на роман своей девятнадцатилетней жены с шестидесяти двухлетним Родриго Борджиа. У Джулии была дочь Лаура, но никто не знал, кто был её отцом – Орсино или Родриго. Родриго, бывший родом из Валенсии, поднимался по служебной лестнице Ватикана, пока не заполучил в свои руки казну Святого Престола. Тогда он и отблагодарил свою прекрасную молодую любовницу, купив для неё новый палаццо (который ей пришлось в конечном итоге покинуть) недалеко от Ватикана, и сделал её брата Алессандро кардиналом. Другие кардиналы за спиной называли его «юбочным кардиналом», но никогда не делали этого в присутствии Родриго. Джулию саркастически звали «Невестой Христовой».
Эцио и Макиавелли спрыгнули вниз на площади, где стоял дом Джулии. Вход охраняли солдаты из папской гвардии. Площадь возле дворца была пуста. На плечах у гвардейцев был ясно виден герб семьи делла Ровере – крепкий дуб, с корнями и ветвями, увенчанный тиарой Папы и ключами Святого Петра. Но Эцио всё равно узнал гвардейцев. Полгода назад они носили багрово-желтые мундиры. Теперь времена изменились. Они его поприветствовали, и ассасин их узнал.
– Ублюдки, – процедил под нос Макиавелли.
– Всем нужна работа, – отозвался Эцио. – Я удивлен, что ты не согласен с этим.
– Пошли уже!
Они пришли, не уведомив о своем визите, поэтому потребовалось время, чтобы убедить слуг Фарнезе – на их одежде были вышиты шесть синих лилий на желтом фоне – впустить их, но Эцио точно знал, что госпожа Фарнезе дома. Она провела их в комнату, которая была не только вдвое больше, чем в доме Ваноццы, но и в два раза лучше обставлена. В тридцать лет Фарнезе удалось сохранить как красоту, так и ум. Хотя гости и не были приглашены заранее, она сразу приказала подать вина и медовых пряников.
Но она ничего не знала, и было ясно, что она, не смотря на то, что состояла с этой отвратительной семьей (как их назвал Макиавелли) в близких отношениях, не замешана в делах Борджиа. Макиавелли заметил, что она пытается сменить тему. Когда он и Эцио спросили о её дружбе с Лукрецией, всё, что она ответила: «Я знала её только с хорошей стороны. Думаю, ей пришлось вытерпеть много от отца и брата. Я благодарна Богу, что она от них избавилась. – Она помолчала. – Если бы она встретила Пьетро Бембо раньше… Они были родственными душами. Он забрал бы её в Венецию и сумел бы спасти».
– Вы встречались с ней с тех пор?
– Увы, Феррара слишком далеко на севере, а я была слишком занята побегом из Карбониано. Даже дружба со временем умирает, Эцио Аудиторе.
Образ Катерины Сфорца возник в его памяти. Господи! Сердце по-прежнему замирает при мысли о ней!
Когда они уехали, был уже за полдень. Ассасины пытались понять, следят ли за ними, но никого вроде не было.
– Нужно воспользоваться Яблоком, – снова напомнил Макиавелли.
– Прошел всего один день из трех. Нам нужно научиться доверять самим себе, нашему собственному разуму, а не искать легкие пути.
– Дело слишком важное.
– Зайдем еще в одно место, Никколо. Может быть, мы кое-что узнаем.
Принцесса д’Альбре, герцогиня Валентино, по словам её экономки, была не дома, а на своей роскошной вилле в районе Пинчиано. Но Эцио и Макиавелли, уставшие и нетерпеливые, не стали её слушать и, ворвавшись в дом, отыскали Шарлотту в бельэтаже. Женщина собирала вещи. Огромные сундуки, стоявшие в полупустом помещении, были набиты дорогим бельем, книгами, ювелирными изделиями. В углу играла с деревянной куклой немного смущенная девочка четырех лет, Луиза, законная наследница Чезаре.
– Ваша дерзость возмутительна, – холодно заявила блондинка, в её темных карих глазах мерцало пламя.
– У нас есть разрешение Папы, – солгал Эцио. – Вот его гарантии, – он вытащил чистый пергамент, с
