— Нет, все «но» будут после. Как прошел твой вечер?
— Ты звонишь мне посреди ночи, чтобы спросить, как прошел мой вечер? — У нее, кажется, перехватило дыхание.
— Именно.
— Ты с ума сошел…
— Еще нет. Ты, кстати, не ответила на мой вопрос.
— Йен, это допрос?
— С пристрастием.
Карен рассмеялась. Он уже знал, что она иногда смеется, даже если ей совсем не смешно.
— Ну хорошо. Мой вечер прошел замечательно. Я с восьми до восьми бегала по поручениям миссис Филлипс, а потом еще два часа упаковывала подарки. Но с работы меня встретил знакомый парень и подарил мне фиалки. Фиалки в декабре, представляешь? И мы пошли пить кофе. И я впервые за несколько дней по-настоящему расслабилась. А теперь сплю! Еще вопросы есть?
Йен молчал.
— Йен, ты меня слышишь?
— Да.
— Это радует. — В ее голосе явственно звучал сарказм. — Если бы ты позвонил мне с таким вопросом и не услышал бы ответа, это было бы прискорбно.
— Мне нужно подумать. Я потом позвоню.
Йен отключил связь, не дожидаясь шквала ее возмущения.
Она сказала ему даже про эти проклятые цветы. Зачем? Хотела отомстить? Нет, вряд ли. Она не похожа на человека, который делает гадости в отместку. Значит, эту историю она выложила ему без всякой задней мысли. Не стала отпираться, не стала ничего скрывать. Или это только кажется? И она, может быть, сейчас с ним? «Знакомый парень»…
Йен нажал на кнопку повтора.
На этот раз Карен ответила после первого гудка — видимо, ждала.
— Ну и? — Голос ее звучал почти угрожающе.
— Что?
— Это я хотела бы у тебя спросить: что? Что ты делаешь и, главное, для чего ты это делаешь?
— Мне очень важно знать. Пойми. Этот знакомый парень — он кто?
— Майк.
— Просто Майк?
— Ага.
— Вы встречаетесь? Встречались раньше? Что у тебя с ним?
— Йен, не слишком ли много вопросов?! И… я не понимаю… Сдался тебе этот Майк, я даже фамилии его не знаю! Мы встречались до этого один раз, и он был бы не прочь развить наши отношения, но я уже познакомилась с тобой! — У Карен дрожал голос.
Йен ощутил себя последней сволочью. Вместе с бешенством каким-то странным образом улетучивался хмель.
— Мне кажется, я схожу с ума, — тихо проговорил он в трубку.
— Мне тоже так кажется, — снова всхлипнула Карен. — Что за полночный допрос ты мне устроил?! Мне вставать через два часа… — На этой фразе она по-настоящему расплакалась.
— Карен… Милая, ну прости меня, пожалуйста! Я приревновал тебя, как дьявол!
— Ты такой был еще до того, как я сказала…
— Я вас видел.
Пауза.
— И навоображал бог знает чего?
— Именно. Я и не знал, что способен так ревновать. Признаю, что у меня, возможно, даже нет права на ревность.
Еще одна пауза.
— Право, пожалуй, есть. Оснований — никаких.
Он почувствовал, что она улыбается.
— Прости, что разбудил. Это и в самом деле было свинство.
— С тебя романтический ужин, — вздохнула Карен.
— Какая у меня прямолинейная девушка!
— Считай, что это у меня проявляется деловая хватка.
— Можно, я приеду? Понимаю, звучит глупо, но мне до безумия хочется тебя увидеть.
— Ага, безумие — то самое слово. Буду иметь в виду, что ты настоящий Отелло.
— Поверь мне, я только что это в себе открыл. Так что? Я с радостью просто посижу у изголовья твоей кровати. Хочу посмотреть, как ты спишь.
— Ты уже видел.
— Да, именно поэтому хочу увидеть еще раз.
— Приезжай.
Никогда в жизни Карен не опаздывала на работу с таким ощущением абсолютного счастья, как в то утро.
10
Когда их бурному роману исполнился месяц — они отмечали дату в том же кафе, где сидели в первый вечер, и официантка была та же самая, она вспомнила их и вся просияла — Карен вдруг поняла, что есть одно маленькое «но». Раньше оно казалось ей совершенно незначительным, точнее она старательно себя в этом убеждала и старалась думать о чем-нибудь другом, например, о том, как восхитительно Йен целуется и как приятно просыпаться рядом с ним. Но сегодня она ощутила такое пронзительное желание сказать ему «я люблю», что даже дыхание перехватило и к глазам подступили слезы.
Он ни разу не заговаривал с ней о своих чувствах. Если совсем честно, он никогда не произносил слово «любовь».
— Эй, ты грустишь? — Он приподнял пальцем ее подбородок.
— Нет, не бери в голову. Снова подумала о работе.
— О том, что нужно ее менять? — Йен улыбнулся.
— Пока нет. Но я подумываю о том, чтобы попробовать себя в журналистике. — Карен сказала это просто так, чтобы сменить тему. И попутно — отвлечься от своих размышлений.
Йен обрадовался и начал говорить о том, как это здорово, просто великолепно, как он ею гордится и что поможет ей всем, что только в его силах.
Карен слушала его, возила вилкой по тарелке с десертом и чувствовала, как ее хорошее настроение съеживается подобно воздушному шарику, который надули, но слишком слабо перевязали ниткой.
Она неосознанно потянулась рукой к горлу: сегодня был особенный вечер, и она сменила свои вечные водолазки и свитера на маленькое черное платье. Не самый подходящий наряд для ужина в простом кафе, но он сказал, что она похожа на японскую статуэтку — миниатюрную, изящную и яркую, и ей было очень приятно.
Сейчас она чувствовала себя раздетой догола, и это ощущение отзывалось под ложечкой сосущим страхом. Карен вытащила из сумочки специально припасенный на такой случай шелковый шарф — красный с черным узором. Обмотала шею — стало уютнее.
— Ой. Похоже, все серьезнее, чем я думал. Может, все-таки скажешь, что тебя тревожит? — Йен нахмурился и отложил приборы.
— Будущее, — уклончиво ответила Карен.
И ведь сказала-то почти правду! Она на самом деле волновалась из-за будущего. Их с Йеном будущего. Ей очень захотелось, до дрожи, до умопомрачения, чтобы это будущее — было. Что думает по
