— А ты сможешь вытерпеть меня еще месяц?
На лице Лайама мелькнуло колебание — но тут же исчезло.
— Конечно, — ответил он. — Что за вопрос!
Марисала взглянула ему прямо в глаза, но не прочла там ничего. Удивительно, как ловко этот человек умеет скрывать все свои сомнения, страхи и тревоги!
— Отлично, — произнесла она, поворачиваясь к хозяину. — Я согласна.
Теперь оставалось только молить Бога и всех святых, чтобы месяца хватило ей для задуманного плана. Она рассчитывала переселиться первого сентября, но судьба подарила ей еще месяц форы. Марисала знала: чем дольше она останется с Лайамом, тем больше у нее шансов прорвать его оборону.
И может быть — только «может быть» — найти дорогу к его сердцу.
Тьма. Слепой каменный мешок не пропускает ни единого луча света. Тяжелый запах пота, крови и мочи.
Он снова в тюрьме?! Опять? Не может быть!
Это просто сон, говорит себе Лайам. Успокойся и проснись. Это только сон… или все-таки нет?
А может быть, сном было солнце и свежий воздух? Может быть, освобождение, возвращение в Бостон, мирная жизнь, встреча с Марисалой — лишь бред, порожденный нестерпимыми мучениями? Может быть, душа его странствовала в мире снов, пока тело продолжало гнить в застенке?..
Грубые голоса охранников гулко отдаются в стенах каземата. Лайама хватают за плечи и, подталкивая прикладами, тащат вверх по лестнице. Веревка нестерпимо режет скрученные руки; спина горит после вчерашних побоев.
Побои ждут его и сейчас. Только для этого узнику разрешено покидать свою каменную могилу.
Что ж, по крайней мере, он увидит солнце. Глотнет свежего воздуха. Ради этого стоит вытерпеть десяток ударов плетьми.
Лайама подтаскивают к капитану тайной полиции. Он поднимает голову и растягивает потрескавшиеся губы в улыбке. Пусть знают: им его не сломить!
За эти полтора года Лайам научился улыбаться даже на дыбе.
Но сегодня капитан улыбается в ответ.
— А у вас посетитель, — говорит он с издевательской вежливостью. — Эта девушка так хотела вас увидеть, что пробралась через запретную зону!
Девушка… Марисала! Страх комом встает в горле. Лайам стискивает кулаки. Они не должны догадаться, как дорога для него Марисала!
— Где она? — произносит он, — и сам не узнает своего голоса.
Капитан снова расплывается в улыбке. Просто сияет от счастья.
— Боюсь, встречи с моими ребятами она не пережила.
Теперь он видит ее. Женское тело, безжизненно распростертое в грязи. Длинные, слипшиеся от крови волосы закрывают лицо. Но он знает: это Марисала.
— Нет!
Отчаянным усилием он вырывается из рук охраны и бросается к ней. Позади слышится смех: в несколько прыжков охранники настигают его и валят на землю, лицом в грязь.
— Нет!!
Они с хохотом и руганью тащат его назад. Лайам вырывается из их потных рук и кричит, что должен взглянуть ей в лицо, должен узнать…
Внезапный порыв ветра откидывает волосы с ее лица.
Это Марисала: прекрасное лицо ее искажено гримасой смерти, невидящий взгляд устремлен в небеса…
Лайам вскрикнул и сел на кровати. Он тяжело дышал, сердце билось как сумасшедшее.
Сон. Просто кошмарный сон. Марисала жива и невредима, спокойно спит в соседней спальне.
Или уже не спит? Настольные часы показывали без нескольких минут одиннадцать. Черт возьми, он проспал ее первый учебный день!
Лайам закрыл глаза и несколько раз глубоко вздохнул, стараясь утихомирить биение сердца. Может быть, и к лучшему, что он проспал. Что бы он стал делать? Пошел бы с Марисалой на лекцию? Мысль интересная, но ей едва ли пришлась бы по вкусу.
Марисала ясно дала понять, что ищет его общества лишь в одном месте — в постели.
Вчера вечером Марисала три раза появлялась на кухне в футболке, которая заменяла ей ночную рубашку. Лайам в гостиной сидел за компьютером — просматривал материалы о сексуальных преступлениях, полученные от Лорен, — и старался не смотреть, как мелькают в дверном проеме ее обнаженные стройные ноги.
Но каждый раз Марисала под каким-нибудь предлогом заглядывала к нему. Например, спрашивала, не погуляет ли он завтра с собакой, если она не вернется к обеду.
Марисала вымыла волосы, и они падали на плечи тяжелыми блестящими волнами. Одних волос и загорелых ног было достаточно, чтобы Лайам потерял всякое самообладание. А лукавая улыбка Марисалы и таинственная глубина ее глаз просто сводили его с ума!
Она, кажется, этого и добивалась.
Она твердо решила оказаться в его постели до первого октября.
Господи, какой черт дернул Лайама ввязаться в такую историю?
Какого дьявола он согласился держать ее у себя еще месяц?!
Лайам хотел ее. Он не мог отрицать, что его тело жаждет одного: повалить Марисалу на постель и овладеть ею со всей силой давно сдерживаемой страсти.
Но, кроме тела, у Лайама есть и душа, и сердце, и совесть. Он знает, что сможет побороть свое желание — хоть это и будет очень нелегко. Но он не вынесет, если вспышка минутной страсти разрушит их дружбу.
Лайам не без труда спустил ноги с постели. Голова гудела, во рту стоял омерзительный металлический привкус. Лайам натянул шорты и отправился на кухню, на запах свежесваренного кофе.
Войдя, Лайам увидел Гектора: пуэрториканец, стоя спиной к нему, нарезал овощи.
Лайам всегда считал себя одиночкой; но, как ни странно, присутствие других людей в доме сейчас действовало на него успокаивающе. Ему нравилось просыпаться под шум льющейся из крана воды и знать, что для него уже готовы чашка кофе и доброе слово. Даже непонятно, как ему до сих пор не пришло в голову нанять домработницу?
— Доброе утро. Как Инес?
Услышав голос Лайама, щенок вскочил и подбежал к нему. Шерстка его блестела на солнце: видно, не зря Марисала вчера устроила ему ванну!
— Не слишком хорошо, сеньор. Она лежит в постели.
Человек у кухонного стола был того же роста, что и Гектор, с такими же узкими плечами и гладкими черными волосами, и говорил он с таким же сильным испанским акцентом — но, когда он повернулся, Лайам убедился в своей ошибке. Незнакомец был немолод: в волосах его просвечивала седина, а темно- карие глаза светились той мудростью, которую дают только прожитые годы.
— Сегодня я поработаю вместо нее.
— Ага, — произнес Лайам, доставая из шкафа кофейную чашку. — А вы?..
— Рикардо Монтойя. — Незнакомец слегка поклонился, и суровое смуглое лицо его осветилось улыбкой. — Для меня большая честь познакомиться с вами, сеньор Бартлетт. Вы много сделали для моей страны.
