– Лучше бы он убийства раскрыл, – сказал Лунин. – И мне не пришлось бы сушить над этим голову.
– Да, если у Чечетова не получилось, справиться с этим будет трудновато.
– Ничего, не боги горшки обжигают. У меня могут быть и свои соображения, которые Чечетову не придут в голову.
– Завтра спрошу у него, что он обо всем этом думает, – сказал Муратов. – Если найдется минутка. Первый день на работе после отпуска… Сам понимаешь.
– Спроси, спроси. Свежий взгляд бы мне не помешал. Ну, мне наверное, пора. Чай был отличный, спасибо. И мысли тоже ничего.
Он поднялся, едва не задев головой громоздкую бамбуковую конструкцию, нависавшую над столом. Восточных произведений искусства здесь был явный избыток. Они попрощались, и Лунин вышел на улицу.
13
До вечера времени оставалось еще много, день едва только перевалил за середину. Заниматься делами в воскресенье у него не было ен?ольше никакого желания, и Лунин решил предаться на время своему излюбленному времяпровождению. Перейдя обратно через мостик, он не пошел домой, а двинулся вдоль реки.
С последней его прогулки прошло не так много времени, но картина вокруг разительно переменилась. Город вдруг превратился из летнего в зимний, и хотя снег уже таял, и с неба снова моросил дождик, зеленых лугов больше не было. Но сосны оставались такими же зелеными, и было так же хорошо. Лунин прошел вдоль реки вниз по течению, любуясь знакомыми местами, которые он так любил, и перейдя ниже по мосту опять на другой берег, поднялся на крутой холм, поросший искривленными соснами.
Ему всегда хотелось здесь жить, он только теперь это по-настоящему понял. Это было лучшее место на земле. На другом берегу виднелось старинное кладбище, и Лунину иногда приходили в голову дикие мысли, что может быть, лежать после смерти в этом желтом песке было едва ли не лучше, чем жить, но в другом месте. Его всегда так тянуло к этому городу у моря, что это граничило с каким-то наваждением, навязчивым пристрастием.
Наглядевшись на миниатюрные сосны на снегу, по виду такие же, как и большие, но едва доходившие ему до колена, рассмотрев их искореженные стволы и ветви, Лунин двинулся дальше. К восточному колориту дома, который он только что покинул, это подходило замечательно. Но вокруг были европейские, а точнее финские деревянные дома, а часто и развалины, и это как бы в вывернутом виде повторяло сочетание интерьера и экстерьера в доме, где он сейчас гостил. Очередное отражение реальности, подумал Лунин. Надо бы держаться подальше от этих зеркал.
А хорошо бы тут устроили что-то вроде мирной русской Финляндии, вдруг пришло ему в голову. Поскорей бы это кровавое брожение закончилось, и установился какой-то порядок – лучше, конечно, хороший и приятный для людей. На Россию уже надежды было мало, там все погружалось в хаос, причем он даже и не шевелился, а так и оставался в неизменном виде. Делать там было нечего – хотя чем он полезным занимался здесь, в любимом городе?
Дойдя до ближайшего магазина, или ?ыЫлавки», как называл это Муратов, он купил бутылку пива и с удовольствием отхлебнул из горлышка. Сочетание легкого опьянения с длительной прогулкой всегда приводило к хорошим результатам. Тут же его сознание отреагировало на это новшество, и в глубине двинулись какие-то мысли. Лунин позволил течь им, как обычно, самим собой, все это было очень важно для раскрепощения глубинных слоев психики. Когда-то его воображение должно было снова оживиться и заиграть всеми красками – раньше или позже, но это обязательно случится.
Путь его лежал к морю, и гостиница, в которой он остановился в первые дни, была где-то рядом. Номер, с которым было связано столько ярких впечатлений, как-то странно притягивал: наверное, так убийцу тянет на место преступления, подумал Лунин. Трудно было рассчитывать, что настоящий убийца окажется таким же сентиментальным, иначе можно было бы посадить кого-нибудь в засаде на этом месте, или в каком-то другом, где совершались убийства – и подождать его там. Этот рецепт был откровенно глупым, но другие, которые приходили ему в голову, были, честно говоря, не лучше.
Почувствовав неодолимый соблазн, Лунин все-таки не удержался и свернул к гостинице – не для того, конечно, чтобы туда заходить, а просто чтобы пройти мимо и разнообразить тем самым «эмоциональный фон». Ему казалось, что труп все еще лежит в номере, в том виде, в котором он там последний раз его видел. Струйка крови не была застывшей, а текла, продвигаясь все дальше по полу. Все-таки воображение работало, несмотря ни на что. Но описывать реально происходившие с ним события, даже приукрашивая их яркими картинками, было самым нелепым занятием, какое только можно придумать.
Выйдя к морскому побережью, Лунин вдохнул соленый воздух и почувствовал, что рядом с этим театром, безмерной ширью, которая открылась его взгляду, все, что происходило в городе, было более мелким, как будто мировые события происходили здесь – а там, в городской пустыне, мелькали только отблески и тени. Все это было очень поэтично, но он и так постоянно отрывался от реальности, подумал Лунин, и в очередной раз призвал себя к сдержанности. Хотя в этом городе этим увлекалкоись, как видно, решительно все.
Разговор с Муратовым разбередил в Лунине философскую жилку. Вопрос о соотношении света и тьмы в этом мироздании давно волновал его. И если делать далеко ведущие выводы о психологии убийцы из этого было, может быть, и неправильным, сама по себе тема была интересной. Иногда он думал, что человеческое сознание вообще не способно отделить одно от другого, эта была та грань, которую оно не могло перейти. Но они были погружены в реальную жизнь, и различение тут как-то было делать надо.
Пройдя по взморью, он снова вышел к дюнам. Как бы в подтверждение его мыслей небо почти очистилось, только вдали, как заснеженный хребет, висела над берегом огромная серая туча. Небо над головой блестело вечерней лазурью, и несколько оставшихся там облаков, вытянувшихся длинной цепью, казались уже почти черными. Через несколько минут солнце окончательно погрузилось в волны, и стало совсем темно. Пора было возвращаться домой.
Гулять в темноте Лунин не любил – появлялось ощущение темной запертой комнаты, а не открытого пространства. Хорошие и глубокие медитации удавались только на больших просторах, может быть, поэтому он так любил этот город, с его холмами, речными отмелями, и главное, морем. Ежась от холода и приходя постепенно в себя от очередного погружения в бессознательное, он вернулся в свой домик.
Войдя туда, Лунин понял, что он уже совсем привык к нему. Находиться в каком-то другом месте больше не хотелось, тут было все «как дома». Спокойно и никуда не торопясь, он приготовил себе вкусный ужин, немного поколебался и взял из бара небольшую бутылочку коньяку. Его все время не оставляло
